166 
— Ну да, я тебе — руку, а ты меня к себе в сугроб. Разве можно доверять такому коварному человеку?
— Да не трону, не трону, честное милицейское.
— Вот какой же ты все-таки вредный, Леонидов, — вздохнула Саша, подавая ему руку. — Я давно уже успокоилась, а ты так и будешь покусывать. Зудеть, зудеть, докапываться.
— Характер такой.
— Это не характер, а вредность. Как с этим делом — все давно успокоились, а тебя распирает.
— Слушай, народ-то как возле нашего коттеджа толпится, — перевел разговор Леонидов, чтобы не ввязываться в бесполезную дискуссию.
Отдаленный уголок территории санатория, где расположился их коттедж, и впрямь стал местом паломничества отдыхающих. Маленькие группки людей кружили на безопасном расстоянии от здания, пытаясь разглядеть, что же происходит в проклятом доме. Второе за трое суток убийство поразило умы и чувства местного контингента. Подумать только, в ста метрах — и такое творится! И в кино не надо ходить.
Когда Леонидовы вышли из злосчастного коттеджа и зашагали в сторону столовой, собравшиеся поблизости люди стали их разглядывать, как прилетевших на Землю марсиан.
— Леш, чего это они на нас пялятся? — не выдержала Александра.
— Подойди да спроси. Может, это мы всех порешили. Ка, ждый норовит поиграть в детектива, всем почему-то кажется, что на убийце стоит клеймо, чтобы легко было догадаться о его садистских наклонностях.
— А что, разве убийца ничем себя не выдает?
— А зачем ему это? Вот ты на кого бы сегодня подумала?
— Ну, знаешь, мне только Иванов был как-то несимпатичен.
— Вот-вот, а он-то и стал трупом. Увы, жизнь сама по себе не логична, а преступление тем более. Окружающим всегда кажется, что был какой-то другой выход для решения проблемы, кроме убийства. Однако убийца почему-то выбирает только самый радикальный.
— Ладно, Лешка, кончай со своей философией, уже пришли.
— Интересно, чем сегодня порадует меню.
Меню не порадовало. Скромная порция непонятного салата, анемичные щи, порция макарон с мясной подливкой.
— Почему это еда во всех столовых одинакова на запах, цвет и вкус? — посетовал Алексей, путешествуя ложкой в тарелке со щами.
— Принцип один: чем меньше в кастрюлю, тем больше в карман. Знаешь, какой у них штат? И всем надо.
— А если, допустим, один человек готовит, много он может себе в карман положить?
— Ты это о чем?
— Да так, вспомнил скандал покойного коммерческого директора с поварихой. Я эту даму тоже поначалу подозревал, но потом все в Валеру уперлось. Интересно, а он как на это дело смотрел?
— Ты опять?
— Извини. Знаешь, Саша, я что-то не хочу обратно в коттедж возвращаться.
— Ну и не надо.
— Давай в бильярдную, что ли, зайдем после обеда.
— А я и не знала, что ты увлекаешься бильярдом.
— Какой же мужчина не любит бильярд? И если на деле не пробовал, то наверняка втайне грезит.
— Наблюдательный ты мой. Тоже грезишь?
— Играл когда-то.
— Ну пойдем. Только не долго, а то мне скучно станет.
— А ты иди с Сережкой к игровым автоматам.
— Ладно.
Они провели в главном здании еще полтора часа. Возвращаться обратно в свой номер никому не хотелось.
«Долго еще этот Семеркин будет допрашивать народ? Пойду все-таки. Сколько же можно прятаться?» — решился наконец Алексей.
Он отыскал Сашу и Сережку и повел их в гардероб получать одежду. Как ни медленно они шли обратно, оттягивая момент возвращения, все равно тропинка привела к красному кирпичному зданию, у подъезда которого стояли милицейская машина и «скорая помощь». Алексей со вздохом начал подниматься по ступенькам. Плохое предчувствие поселилось где-то в животе, рядом с желудком.
Людей, обладающих даром интуиции, предчувствие редко обманывает. Сейчас оно материализовалось в виде разъяренного Семеркина, бросившегося навстречу Алексею аж с самой середины холла.
— Что же вы, а?
— А в чем, собственно, дело?
— У меня на территории маньяк разгуливает, полгода поймать не можем, куча трупов со следами насильственной смерти, бог знает сколько дел в процессе расследования, а вы мне мозги канифолите!
— Погодите, погодите. Незачем так орать. Что случилось-то?
— Ну, как же? Это же никакое не убийство!
— Как? — Леонидов даже замер от неожиданности.
— Да все говорят!
166 
