Лёгкий, ненавязчивый романчик 
45 
– Наверное, какая-то особенная, – предположил Май. – Не зря же вы ею так гордитесь.
– Особенная, угадал, – сказал Букреев. – Про яблоки Гесперид слыхал?
– Не слыхал, – следуя проверенной тактике, признался Майков.
– Сер ты, однако, приятель, – сказал ему Алфавит и в двух словах рассказал Маю, что это за яблоки такие, чем они были знамениты и для чего понадобились древнегреческому качку по имени Геракл.
Май не сразу понял, что ему рассказывают обыкновенную сказку, а когда понял, малость заскучал. Что он, издевается, что ли? Какое еще бессмертие? Какое, на хрен, плодородие?
Геракл-то тут при чем? Где Геракл, а где Москва…
Но Букреев, кажется, даже и не думал смеяться. Напротив, он говорил серьезно и даже, черт побери, горячо – так горячо, что в голове Майкова зародилось подозрение: уж не поехала ли у Алфавита крыша? Сам ведь сказал, что садоводство – зараза почище героина. Да оно и с любым делом так, если им чересчур увлечься. На почтовых марках тоже свихнуться можно, не говоря уж о коллекционировании денежных знаков. Таких свихнутых у нас вообще полстраны, потому-то у второй половины в карманах ветер и свищет…
Да леший с ним, решил папа Май. С сумасшедшими не спорят, особенно если сумасшедший – вор в законе. Псих в законе… Ну надо же, как угораздило!
– Так это что же, та самая? – спросил он, указывая на яблоню, когда Алфавит закончил травить байки трехтысячелетней давности.
Спросил он это просто так, чтобы немного подыграть собеседнику, дать ему возможность сказать: «А то как же! Прямо из Греции!» – или что-нибудь в этом роде. Именно это Алфавит и сказал, но сказал как-то странно, будто это не он, а Май свихнулся и нес околесицу.
– А как же, – сказал Алфавит, искоса глядя на Мая с каким-то болезненным любопытством. – Прямо из Греции. Из древней Эллады наложенным платежом… Я что-то не пойму, ты пошутил или кто-то из нас сошел с ума? Я тебе миф пересказал! Древнегреческий миф! Не было никогда такой яблони и никогда не будет. Но похожая есть. Вот она, прямо перед тобой.
И, горячась, он опять пошел расписывать, какая такая перед папой Маем стоит яблоня, и сколько урожаев она может дать в год, и какие на ней вызревают яблоки, каковы они на вкус и какие у них целебные, чуть ли не волшебные, свойства.
Одного он про эту яблоню не сказал: где взял и сколько заплатил. Но это было объяснимо: Май ведь и сам предпочел умолчать о том, каким образом попали на его участок саженцы морозоустойчивой черешни.
– Ты хоть понимаешь, что эта яблонька – одна на всем белом свете? – спросил Алфавит, закончив свою лекцию. – Единственная и неповторимая! Если наука не врет, я с помощью этой яблоньки сто лет проживу, а то и больше.
«Если тебя кто-нибудь не закажет», – подумал Майков, но говорить ничего подобного, конечно, не стал.
– Понятно, – сказал он. – Поздравляю.
Он хотел произнести это с воодушевлением, но ботаническая лекция соседа нагнала на него такую тоску, что слова поздравления прозвучали тускло и безжизненно. Ну, не справился он со своими голосовыми связками, затекли они у него от долгого бездействия, с кем не бывает. Алфавит смотрел на него, видимо, ждал продолжения, но Майков не знал, что еще ему сказать. Садоводство и прочая ботаника – это была совсем не та тема, на которую он мог разглагольствовать часами.
Тут в его знаниях имел место обширный пробел – один из множества пробелов, которыми изобиловало образование Виктора Андреевича Майкова.
– Да, – сказал Букреев, когда стало ясно, что пауза чересчур затянулась, – садовода из тебя и впрямь не получится. Да оно, наверное, и к лучшему. Природа ведь пустоты не терпит. Где-то у человека отнимется, зато в другом месте, глядишь, прибавится. Равновесие! Так как, говоришь, твоя фирма называется?
– «Прометей», – стесняясь, сказал Майков.
Название для фирмы он придумывал сам. Долго, между прочим, мучился. Никак оно у него не придумывалось, это самое название, в голову все время лезла какая-то посторонняя дребедень, все больше непечатная или просто не совсем приличная, и единственным по-настоящему звучным словом, которое тогда пришло ему на ум, как раз и было вот это: Прометей. Ну и ладно, решил он тогда, Прометей так Прометей. Какая разница, как оно будет называться, лишь бы работало…
– Лампочками, что ли, торгуете? – с веселым изумлением спросил Букреев.
– Почему – лампочками? – обиделся Май.
– А кто такой был Прометей, ты хотя бы знаешь?
45 
