112 
Лаудон вряд ли понял его, и Салтыков пояснил далее:
– Фридрих… он тоже, как старуха скупая: одно платьишко надел, так и носит его, не снимая… Пооборвался уже господин!
Но Фридрих сегодня не спешил открывать битву. Весь прусский генералитет во главе с королем был в седлах. Стояли гуртом на вершине холма, позванивая сбруей и оружием. Фигура короля в черном сюртуке резко выделялась среди пестрых мундиров. Головы генералов, густо напудренные, были обнажены; один король в шляпе. Сюда, в ставку Фридриха, сейчас приводили переметчиков, лазутчиков и пленных. Король, перегибаясь через луку седла, лично задавал им каверзные вопросы… Потом он повернулся к генералам:
– Господа, я выяснил неприятную новость: нам не придется нападать на русских с тыла. Салтыков свой тыл успел укрепить. Из двух флангов противника мы избираем слабейший – левый… Но прошу еще подождать – я не все уяснил для себя…
Сейчас короля смущали сбивчивые сведения о глубоком ретраншементе, связующем русские фланги. Салтыков – через этот ретраншемент – мог перебрасывать свои войска с фланга на фланг. Фридрих же позволить себе такой роскоши никак не мог.
Около девяти часов утра король сказал, морщась:
– Ладно. Начинать можно только одним способом – начать!
Прусская артиллерия взяла под обстрел высоту Мюльберг, занятую войсками князя Александра Михайловича Голицына. Прошло в гуле пальбы еще два томительных часа… Король вел себя как-то странно: он словно не мог решиться на атаку. Лишь ближе к полдню рука Фридриха резко взметнулась кверху.
– Честь и слава! – заверещал он пронзительно. – Даже земной шар не покоится на плечах Атласа столь прочно, как стоит королевство Пруссии на плечах своей бессмертной армии…
И закончил деловитым распоряжением:
– Через виноградники можно пустить инфантерию. Направление атаки – на Мюльберг. Исхождение региментов от Бишофсзее и от Треттина… Прошу, господа, начинать немедля и решительно!
Сражение разгоралось. Сначала, как всегда, Фридриху было неинтересно. Он велел намазать кусок хлеба маслом и подать ему в седло. С аппетитом жуя, король сказал:
– Интересно, когда уже кипит кровь… Вот, когда мои ребята добегут до Мюльберга, тогда хоть деньги плати за такое зрелище!
* * *
Излюбленной «косой атакой» (как всегда, как всегда!) король обрушился на левое крыло русской армии, и Салтыков приставил трубу к мутному стариковскому глазу.
– Сейчас король, – точно определил он, – милостию божией, кажись, отберет у нас Мюльберг, сбросит князя с горушки вниз.
В рукопашной резне князь Голицын был тяжко ранен, и его буквально выдернули из рук прусских гренадер – Фридриху даже принесли в ставку ботфорт с ноги князя.
– Что вы мне тычете в нос старым вонючим сапогом? – обозлился Фридрих. – Иль вы добыли русский штандарт?
Мужество защитников Мюльберга было сокрушено натиском пруссаков. Голицын в спешке боя, истекая кровью, перестроил два полка поперек позиции. Они встали здесь насмерть. Но прусская картечь выкосила их. Потсдамские гренадеры штыками уже добивали канониров.
Левое крыло русской армии было смято…
Фридриху доложили об успехе: 15 русских батальонов и 42 орудия армии Салтыкова более не существовали.
– Прекрасно! – заметил король. – Сейчас я устранил то, что мне мешало. А мешал численный перевес противника. Теперь же этого перевеса не существует. Что ж, «шах» мы сделали, пора приготовить русским «мат»…
Салтыков не послал князю Голицыну поддержки:
– Резервы прибережем. Фридрих – хитер, и воевать еще не начал: он только пыль нам в глаза пущает… Бой весь впереди, судари! Солдаты Голицына погибли, но долг исполнили. С высот горных, уже нездешних, они сейчас на нас взирают. Память им вечная и поклон низкий ото всей России!
Над ним засвистали пули, он взял прутик – обмахивался:
– Во, шмели проклятые… кыш-кыш, негодные!
К двум часам дня все укрепления Мюльберга были в руках короля. Но пока пруссаки лезли в гору, неся страшные потери от войск Голицына, Румянцев в шесть линий (в целых шесть!) собрал своих героев на высоте Шпицберга. Сейчас все отступавшие русские копились на Шпицберге, словно в Ноевом ковчеге при потопе.
Издалека Фридрих пристально рассматривал эту высоту.
– Что-то она перестала мне нравиться, – поморщился король, протянув свою трубу Зейдлицу. – Посмотри и ты…
Но пока все складывалось в его пользу. Были порой моменты, когда ему хотелось кататься по траве от восторга: «Какое счастье! Как везет!» И он даже сказал несколько раз:
112 
