– Савва Кириллыч, а что это за тряпка болтается там?
– Флаг, – пояснил инспектор. – Это едущие на томские земли, вот и держатся скопом. А там, левее, тобольская партия. Челябские отгородились телегами…
– Как вы можете разбираться в этой немыслимой свалке? – невольно восхитился Сергей Яковлевич.
– Скоро и вы разберетесь… – ответил Борисяк угрюмо.
Покидая Свищево поле, Мышецкий задержался перед Ени-колоповым, спросил со всей любезностью:
– Вадим Аркадьевич, как вы лечите явно больных?
– Я не даю им убежать из барака – в этом и заключается мой испытанный метод!
– Однако же…
– Да, – резко ответил врач, – я знаю, что существуют теплые промывания танином. Но клизмами ведает господин Борисяк, пусть он вам и расскажет…
«Отчего у них такая ненависть?» – раздумывал Мышецкий, возвращаясь в город. На окраине он еще нагнал Чиколини, шагавшего по обочине:
– Бруно Иванович, садитесь – подвезу!
Полицмейстер чуть не расплакался от избытка благодарности:
– О, вот спасибо вам, князь, вот спасибо… А то ведь, знаете, прямо ноги отваливаются. Туда-сюда – целый божин-ный день, как собака худая!
– А где же ваши лошади?
– Да, понимаете ли, князь, Влахопулов моду завел: дорогу перед своей дачей поливать от пыли. Вот и гоняет лошадей с пожарным насосом… То ли дело было в Липецке! Как вспомню – душа обмирает. Вот уж городок хороший. А обыватели – одно удовольствие. Бывало, иду по улице, так, почитай, из каждого окошка меня окликают, зовут чай с медом пить!
Коляску сильно встряхнуло. Мышецкий обхватил полицмейстера за спину и, чтобы не слышал кучер, спросил на ухо:
– Как в банке?
Чиколини был очень растроган губернаторским объятием.
– Завтра, наверное, – ответил он, также на ухо. – Ежели угодно, ваше сиятельство, так позову вас.
– А вы будете там?
– Этим и кормлюсь, ваше сиятельство…
Грязь на дороге уже подсохла, образовав острые твердые бугры, среди которых торчали потерянные галоши. Какой-то неопрятный старик, обитатель Петуховки или Обираловки, с мешком за плечами, выковыривал эти галоши палкой из выбоин: всяк человек на Руси чем может, тем и кормится!
– Надо бы взяться и за мостовые, – рассудил Сергей Яковлевич. – Пора уже, пора…
Эта мысль – взяться с ходу за благоустройство города – ему понравилась, и Мышецкий сразу же вызвал к себе Ползищева – губернского инженера и архитектора.
Очень был почтительный господин: выслушал губернатора с таким похвальным усердием, что чуть не лопнул тут же, в кабинете, силясь охватить весь замысел.
– Накажите в казенную палату, – скороговоркой произнес Мышецкий, – заготовить оценочную стоимость частных зданий и составьте схему протяженности мостовых перед ними… Домовладелец впредь будет обязан отвечать за состояние мостовой перед своим жилищем. Ясно?
«Поклонник Ренессанса» (губернская больница в блямбах и завитухах была его творением) кое-как освоил приказание и явно приуныл.
– А не лучше ли, ваше сиятельство, иметь дело с подрядчиками через думу? – предложил Ползищев. – Вопрос о мостовых в нашем Уренске самый болезненный, ибо по мостовым все ходят, но никто не считает мостовую своей собственностью.
Сергея Яковлевича это возражение не устраивало, и он выслал архитектора из кабинета. Огурцов, однако, вступился за уренского Палладио:
– Ваше сиятельство, а ведь он прав! Надо бы через подрядчиков…
– Жулики! – ответил Мышецкий, знакомый с миром подрядчиков более по русской обличительной литературе. – Знаю я их, нечестивцев. Набьют камень к камню, деньги получат, а под осень все расползется…
Огурцов же, напротив, исходил не от литературы, а от самой печальной русской действительности.
– Разве же так делают, ваше сиятельство? – сказал он с упреком. – Кто же платит подрядчикам деньги сразу? Дождутся дождей по осени, коли мостовая жива – тогда и платят.
– Ладно, – отозвался Мышецкий. – Колесо уже закрутилось. Не будем его останавливать…
В этот день Сергей Яковлевич, чтобы отвлечься от событий и служебных неурядиц, впервые ужинал в ресторане «Аквариум».
Неподалеку от него сидел рыжеватый человек высокого роста: гладко выбритое лицо его было отменно спокойно. Он поднял над головой длинный указательный палец и сказал официанту сиплым голосом:
– Еще бутылку, и – все! Пора шабашить…
Сиплый голос довершал облик этого человека, и Мышецкий сразу догадался: «Вот он – Виктор Штромберг, прибывший недавно в губернию!»