– Ну и ладно! – вскочил жандарм. – Засиделся у вас. Это я так, к слову пришлось… Позвольте откланяться?
И с малиновым звоном покинул присутствие.
Вскоре после этого Мышецкому принесли письмо от Пети, которого Сергей Яковлевич поджидал с большим нетерпением.
Сестра сама не пожелала остановиться в доме брата, и он снял для нее на Садовой комнаты с мебелью. Сразу же телеграфировал и Пете – с просьбою, чтобы тот объяснил случившееся в Петербурге.
Попов писал: подробности семейного скандала таковы, что он не осмеливается «доверить их даже бумаге». Евдокия Яковлевна – «в ослеплении своем» – повела себя столь неприлично, что ей было даже отказано в обществе. Почему она и сочла удобным совсем покинуть Петербург, бросив мужа без жалости, как последнюю собачонку. Петя так и писал – «собачонку».
В конце письма стояла знаменательная приписка: «А граф Подгоричани собранием офицеров исключен из Кавалергардского полка».
«Бедный ты человек, – пожалел Мышецкий своего шурина. – Ну чем же я могу тебе помочь?..»
С вокзала позвонил директор дистанции и предупредил, что Казань намерена вскоре отправить залежавшиеся грузы: завтра эти грузы надо уже перевалить на баржи.
– Ради всех святых, – взмолился Мышецкий, – задержите доставку этих грузов…
– Не можем, – ответил директор.
– Грузы – казенные или же частные? – ухватился Сергей Яковлевич.
– Больше – частные.
– Так задержите! Должны же понять эти господа…
– Но железная дорога не желает платить неустойку. Есть грузы скоропортящиеся.
– А у меня – дохнущие переселенцы! – крикнул Мышецкий и больше не стал разговаривать.
Вернувшись домой, он покрутил перед Саной руками, изображая белку в колесе:
– Вот, милая, видишь? Вот так и я кручусь… Что Алиса Готлибовна?
Жены дома не оказалось, и Мышецкий, пока не успели еще распрячь лошадей, решил навестить сестру. Однако в номерах на вопрос его о госпоже Поповой ему ответили, что таковой здесь не имеется.
– Не может быть! – удивился он. – Евдокия Яковлевна…
– Ах, постойте, князь. Но эта дама называет себя княжной Мышецкой.
Сергею Яковлевичу стало неудобно перед прислугой.
– Извините, – схитрил он. – Время от времени моя сестра любит уединяться – и тогда предпочитает свою девичью фамилию…
В комнатах сестры было темно. Сергей Яковлевич едва разглядел ее силуэт возле окна.
– Почему ты не включаешь электричество, Додо?
– Мне так лучше думается.
– Я включу… можно?
– Нет, – остановила она брата, – лучше зажги свечи.
Мышецкий бросил пальто на спинку стула. Затеплил свечи на приступке камина. Из потемок выступили листья громадного фикуса, в глубине большого зеркала отразилась высокая фигура князя.
– Ты, Додо, даже не представляешь, как я сильно устал.
Он потянулся и, заложив руки за спину, походил по комнате, посматривая на сестру.
– А я получил письмо от Пети.
– Ну?
– Анатолия Николаевича собранием офицеров исключили из кавалергардов! Ты не знала об этом?
Сестра откинула голову, подбородок ее чуть дрогнул от невысказанной обиды.
– Он слишком избалован, – сказала она. – И мною, и другими женщинами тоже… А теперь я просто боюсь!
– Чего же?
– Мне все время кажется, что он где-то здесь… рядом!
– Глупости! – фыркнул Сергей Яковлевич.
– И я боюсь, – продолжала Додо, – как бы он не стал преследовать меня. Меня или Петю.
Это было новостью, но Мышецкий тут же успокоился: положение вице-губернатора давало ему широкие полномочия для расправы с неугодными в губернии лицами.
– Но разве же граф Подгоричани настолько низок?
– Он склонен опускаться, – ответила Додо. – Я еще не знаю, есть ли мера падения, до которой он может дойти…
– Вот как? Ты думаешь?
Евдокия Яковлевна промолчала. Тогда он сел напротив нее, взял сестру за руку, привлек к себе.
– Мучаешься, – сказал он с любовью, – не спишь, похудела, куришь… Прочти же, что пишет Петя. Он хороший человек. И он очень страдает. Пожалей его…
Сестра освободила свою руку и раскурила папиросу.
– Я согласна на развод, – сказала она.
– Но… пойми меня правильно: ты привыкла жить широко, ни в чем себе не отказывая, и вдруг… Ты понимаешь?
Полные губы Додо свелись в ниточку.
– А я не торгую собой, – вдруг произнесла она грубо. – Жернова останутся ему, а мне нужна только девичья фамилия!
Сергей Яковлевич в растерянности отодвинулся.