Особенно,... 
145 
Думал он и о ней. Теперь, когда он наконец вроде бы научился существовать в этом мире, они с Ливией могли бы жить хорошо, спокойно, наверное, даже счастливо, но… С тех пор как они виделись в последний раз, прошло два года. Больше она не приезжала. Гай понимал или ему казалось, что он понимает: домашние хлопоты, ребенок, муж… Он знал, вряд ли они с Ливией когда-нибудь будут вместе, и почти смирился с этим. Он вспомнил, как Ливия увидела шрам на его груди. Она ничего не сказала, просто легонько провела пальцем по багровой полоске. Гаю показалось, она поняла. Она знала и то, что он никогда не повторит этой безумной попытки уйти в никуда.
Гай радовался, что вовремя уехал с Сицилии. В 720 году от основания Рима (36 год до н. э.), после череды морских сражений Секст Помпей был побежден. Вопреки обещаниям Октавиана, служивших в войске Помпея беглых рабов вернули бывшим хозяевам или казнили, остававшиеся на Сицилии римляне-аристократы в большинстве своем тоже были убиты. Спаслось лишь несколько высокопоставленных отпущенников Секста Помпея, таких, как Менадор.
Хотя в Афинах не было недостатка в вестях из Рима, Гай мало прислушивался к тому, что говорят люди о военных походах Антония и политической деятельности Октавиана. Он отвернулся от Рима, так же как Рим отвернулся от него, не хотел о нем думать, не желал вспоминать.
Нельзя сказать, что Гай не тосковал. Он вспоминал своего приятеля Сервия Понциана, по-видимому, погибшего во время проскрипций, и даже верных рабов, теперь принадлежавших другим хозяевам, свои вещи и книги. Теперь он жил иначе, можно сказать, бедно. Несколько ваз и дешевых статуэток — вот все, чем он отныне мог украсить свое жилище. Свитки тоже были слишком дороги…
Да, так оно и было. Конечно, как мужчину его волновали красота и юность Клеоники, но в общем ему было вполне достаточно себя самого. Внутренний мир Клеоники никогда не сливался с его миром так, как мир Ливий, и Гай очень редко вспоминал об этой девушке, если ее не было рядом.
Однажды, когда он только что покинул царство отшлифованных зноем и дождями известняковых скал и синего моря, спустился вниз и очутился в городе, кто-то громко и бесцеремонно окликнул его: «Эй!»
Гай обернулся. Отчего-то он сразу понял, что окрик предназначался ему, и, оглянувшись, увидел стоявшего посреди толпы, облаченного в грязные рваные тряпки, странно знакомого человека. Гай еще не освободился от власти того возвышенно-грустного настроения, какое обычно охватывало его во время прогулок, и не сразу сообразил, кто перед ним стоит. Между тем человек сделал шаг вперед.
— Не узнаешь? — спросил он.
— Теперь узнаю. Просто удивлен, как ты здесь оказался.
Мелисс усмехнулся. Он выглядел страшно усталым, изнеможенным, худым. Проглядывающее сквозь лохмотья тело было покрыто ссадинами, босые ноги сбиты в кровь.
— Так получилось, — сказал он и, не дав Гаю возможности углубиться в расспросы, прибавил: — Послушай, я давно не ел, и мне нужны одежда и деньги.
— Конечно, — сказал Гай Эмилий, с трудом приходя в себя от неожиданной встречи. — Идем.
По дороге они не разговаривали. Мелисс рывками прорывался сквозь толпу — в том проявлялась свойственная ему злобная сила.
Клеоника была дома, она только что вернулась с рынка и разбирала покупки. Гай велел ей согреть воды, достать чистую одежду и подать на стол побольше еды. Его поразило поведение девушки, ни единым движением или взглядом не показавшей, что она узнала странного гостя, между тем как она просто не могла его не помнить. Не говоря ни слова, Клеоника быстро сделала все, что было велено, а потом продолжала заниматься своими делами.
Очутившись за столом, Мелисс не набросился на пищу, как можно было ожидать, а ел неторопливо, словно бы нехотя, устало. Гай присел рядом и налил себе немного вина.
— Я думал, ты с Менадором, — рискнул сказать он. Мелисс скривил губы.
— Что Менадор! Он два раза переходил от Помпея к Октавиану и обратно, и этим все сказано. Когда мы приплыли с Сицилии на материк, всех нас схватили. Никому не удалось сбежать. Таких, как ты, римских патрициев, убивали сразу, многих рабов распяли, а кого-то, говорят, собирались вернуть бывшим хозяевам. Перекупщики крутились вокруг, как поганые псы. Кое-кого, кто посильнее и помоложе, тайком продавали им. А потом — на рудники, в эргастулы[33] богатых поместий…
— Но ведь ты свободный!
145 
