Особенно,... 
36 
«Чем я лучше Тарсии?» — подумала она.
Гай лег рядом и прижался щекою к ее щеке.
— Ты ничего никому не скажешь, я завтра же пойду к твоему отцу и попрошу тебя в жены.
— Он уехал, — тихо напомнила Ливия, — вернется через несколько дней.
— Тогда — как только он приедет. А пока все дни будут принадлежать нам двоим!
Ливия не помнила, сколько времени они пролежали, обнявшись, потом поднялись и, кое-как одевшись, побрели к тому месту, с которого начали путь.
— Не поесть ли нам? — с улыбкой предложил Гай, увидев корзину с провизией.
Ливия ничего не хотела, она была как в тумане, но, послушно кивнув, опустилась на траву. Когда она взяла кружку с вином, ее руки слегка дрожали. Гай ласково говорил с нею, но до нее плохо доходил смысл его слов.
Между тем птицы перестали петь, и серый небосвод на горизонте казался каменной стеной.
— Будет гроза, — сказал Гай Эмилий, глядя на небо: прямо над головой возвышалась обрамленная длинной сизой бахромой громада туч.
И верно: в следующий миг сверкнула молния, разорвав небеса пополам яркой огненной вспышкой, а потом прогрохотал громовой удар.
Ливия вскочила на ноги; ослепленная блеском молнии и содрогнувшаяся от грома, она бросилась в объятия Гая.
— Юпитер! — в ужасе вскричала она.
Это был дурной знак: им с Гаем вовек не видать ни радости, ни покоя.
Гай схватил ее за руку, увлекая под прикрытие большого дерева. Дождь хлынул с неба сплошным потоком и теперь хлестал по земле сотнями тонких серебристых струй.
Их одежда мгновенно превратилась в мокрые тряпки, с волос текло, но Гай смеялся.
— Это не та гроза и не тот дождь, — говорил он, прижимая к себе испуганную Ливию, — он смоет все прежнее, и наступит новая жизнь.
Ливия молчала. Да, возможно, что-то изменится в их отношении к жизни, но саму жизнь им не изменить никогда.
Вскоре дождь стал понемногу стихать, а потом и вовсе перестал. Небо незаметно очистилось; теперь оно отливало прозрачной нежной синью, а воздух казался промытым родниковой водой. Листва была полна влажного блеска, и капли дождя на прилипшей к ветвям кустарника, похожей на тонкую золотую пряжу паутине выглядели чистейшими бриллиантами.
Гай проводил Ливию так далеко, как это было возможно, и все-таки она не могла понять, как расстанется с ним, как он уйдет, исчезнет, пусть даже они и увидятся завтра.
Хотя он нежно обнимал ее на прощание, говорил слова любви, это было не то, как если бы они вместе уснули и вместе встретили рассвет.
…Как ни старалась Ливия проскользнуть в дом незамеченной, на одной из дорожек сада столкнулась с Децимом.
— Ливия Альбина?! — изумился он. — Где ты была?
— Гуляла.
— Одна?!
— Одна. — Она изо всех сил старалась держаться естественно и спокойно. — Я попала под дождь.
Децим смотрел на перепачканный подол ее туники и башмаки, к которым пристала земля, и Ливия дрожала от волнения, боясь, как бы он не заметил еще чего-нибудь, указывающего на то, где она была, а главное — что делала в этот день.
— Я поскользнулась и упала, — поспешно произнесла она, и собственные слова камнем упали ей на душу.
— Судя по твоему виду, ты совершенно не в себе. — Децим покачал головой. — Похоже, в отсутствие отца все мы сошли с ума.
Ливия опрометью бросилась домой, сняла мокрую одежду и, отослав всех рабынь, кроме Тарсии, велела последней приготовить теплую ванну и согреть молока с медом. Гречанка быстро исполнила все, что было приказано; если она о чем-то и догадалась, то не подала виду.
Ливия пролежала весь остаток дня и вечер, свернувшись клубочком под одеялом, не меняя позы, и думала. Порою ее мысли были темны, неуловимы, как ночные птицы, а порою — ясны и остры. Она размышляла о гневе богов: вспоминала, как следом за Юлией обвинила Тарсию в разврате, но потом поняла, что ошибалась. Возможно, так же поступят и боги — по отношению к ней, Ливий Альбине? Неужели жизнь человека похожа на приговор, который выносят жестокие высшие судьи в то время, когда он еще не родился на свет?
«Жизнь — это темный лабиринт, — говорила она себе, — и если ты случайно увидел свет, не уходи, иди к нему, не возвращайся во мрак!»
Они с Гаем будут вместе. Они уже вместе, как сказал он. Остального просто не существует.
ГЛАВА VI
Численность римского населения неуклонно увеличивалась, с каждым годом требовалось все большее количество жилищ. Только очень богатые, наделенные властью граждане имели возможность строить и приобретать особняки; великое множество простого народа, а также тех, кто не собирался оставаться в Риме навсегда, снимали квартиры в инсулах — многоэтажных домах, которыми был застроен весь центр. Эти сложенные из кирпича, простые и строгие на вид, лишенные украшений и внешней отделки дома лишь несколько оживлялись балкончиками с зеленью. В каждый этаж вела лестница, внизу располагались лавки, иногда перед ними шел портик.
36 
