122 
– Вы не местные жители. Кто же вы?
Кто-то взял ее за локоть, отстранил от Гизельберта. И назвал принца по имени, представив ей.
Гизельберт узнал говорившего. Бывший наперсник его отца – Эврар Меченый. Совсем седой стал, но еще крепкий, а во взгляде холодная настороженность. Гизельберт сразу отметил, что старый воин может стоить им неприятностей. Он как-то не подумал об этом ранее. Хотя что такое Меченый? Изгнанный палатин, по сути, мелкий землевладелец, старый воин, ушедший на покой, да и только.
Он вновь поглядел на свою молодую мачеху.
– Я долго искал вас, мадам. И приехал сюда исключительно ради вас.
Эмма испытующе глядела на них. Что перед ней не простые воины, поняла сразу. То, как они держатся, как подстрижены, хотя и небриты, как одеты – она невольно задержала взгляд на заколке, скрепляющей на плече складки плаща того, кто являлся ее пасынком, – золотой круг, в котором сверкал граненый бриллиант, – все указывало, что это знатные господа.
И неожиданно Эмма смутилась. Их пристальное внимание, роскошь одежд вдруг явно показали ей различие между ними. Этот юноша говорит, что разыскивал ее… И вот что нашел – одичавшую охотницу, лесную женщину, в которой ни на йоту не осталось былого великолепия. И тем не менее в их взглядах явственно читалось восхищение. Это придало ей уверенности в себе.
– Говорите, что разыскивали меня? Но почему?
Матфрид Бивень вдруг глупо захихикал, но осекся о гневный взгляд принца. Когда Гизельберт повернулся к Эмме, он был сама любезность.
– Потому что, я считаю, герцог Ренье совершил величайшую несправедливость, услав вас. Вы – его жена перед Богом и людьми, моя мачеха и законная герцогиня Лотарингская. Он же…
Гизельберт отвел взгляд и вздохнул, словно беря препятствие.
– Когда-то он так же, как и вами, пренебрегал моей матерью – да пребудет душа ее в мире! И когда я узнал о вашем существовании, то решил исправить сию вопиющую несправедливость, отвезти вас в свой город Мец и, пусть вопреки воле Ренье, вернуть вам достойное положение.
Эмма стояла как оглушенная. Даже не заметила, как их окружили другие охотники. Уехать отсюда, вновь стать госпожой, вернуть титул, сделать Герлок принцессой…
– Она никуда не поедет, мессир! – услышала она раздраженный голос Меченого.
Эмма взглянула на него почти что гневно.
– Она не поедет, – твердо повторил Эврар. – По крайней мере с вами. И если вы и в самом деле полны добрых намерений, – его усы приподнялись в ухмылке, – то сами поймите, что герцогине Лотарингской не дело и не честь появляться в свите молодых буйных парней, чья репутация не совсем безупречна.
Эмма только сейчас увидела, как из-за деревьев появилось еще несколько человек, явно из свиты принца. И он представил ей их. Белокурых, румяных, как яблоки, близнецов, аббата из Арлона – Эмме был знаком такой тип воина-монаха, подвизающегося при сильных мира сего, совсем молоденького мальчика Адама Мезьерского. Все без свиты, знатные молодые люди из лотарингской знати. Люди ее круга. И тем не менее ей стало грустно, когда она поняла, что не может, если, как говорит ее пасынок, он хочет вернуть ей титул, вот так явиться с ними, как простая девка, в компании молодых мужчин.
Гизельберт точно прочел ее мысли. Любезно улыбнулся, сбрасывая волосы с глаз.
– Возможно, Меченый и прав – эти вояки не годятся в свиту для благородной дамы. И прибыли они сюда, исключительно помогая мне в поисках. Звезда Арденнского леса – я был заинтригован и подозревал, что за этим громким именем может скрываться та самая молодая дама, которую старый герцог взял в супруги, а затем столь жестоко покинул на произвол судьбы. Однако теперь, когда мы нашли вас, только вам решать, поедете ли вы с нами или будете ждать, когда мы вернемся сюда с надлежащим эскортом.
Эмма все еще не могла опомниться. Она внушила себе, что смирилась с жизнью в лесу, но сейчас этот обаятельный, любезный принц предлагал ей освобождение, почести, подобающее ей положение. Она помнила, что слышала о противостоянии Гизельберта и Длинной Шеи, и вполне могло быть, что сын Ренье готов ей оказать поддержку хотя бы из желания пойти наперекор отцу.
Она взглянула на Эврара, словно ища у него совета. Но Эврар уже высказал свое мнение, и теперь казалось, что его ничто не интересует, кроме разделки кабаньей туши. Но все же быстрый взгляд, что он бросил ей, вытирая окровавленный тесак о бок зверя, предупреждал – не верь.
122 
