500 
Но тут объявил Скобелев, что записалось 50 ораторов, предлагается давать каждому только по 10 минут.
Большевики в протест устроили ещё одну шумилку, но зал проголосовал — давать по 10 минут.
Теперь и Каменев. Он без нажима, но тоже задеть чувства:
— То отношение к братанию, которое здесь выявилось, недостойно этого собрания. Там, на фронте, не сепаратный мир заключают, а устали, исстрадались. Мы не говорим, что всякое братание допустимо, оно должно носить организованные формы, но не позволим относиться с презрением к тому крику боли...
Сам он — только что с коалиционных переговоров, и вот:
— Разве мы когда-нибудь соглашались с империалистами? Но если буржуазия идёт на соглашение, ведь она ждёт уступок и от нас. Наше дело думать о пролетариате, а не о буржуях, и единственный выход — совсем порвать с буржуями. Пока мы не порвём с капиталом — мы не получим ни мира, ни хлеба. Вы не верите нам — (неудобно выразился, так нельзя, и уже крики — „не верим!”) — а мы предлагаем вам взять всю власть в свои руки. Мы — отдали жизнь за революцию, и почему, если возьмём власть, это будет называться захватом? Народ — единственная власть в стране.
Слова его — правильные, но не напористый голос, и по слишком чистенькому виду его никак не поверишь, что он отдал жизнь за революцию.
— Письмо Гучкова — это тоска по полевым судам и розгам. Он требовал создания полевых судов... — (Шум: „Нет!”) — Вам хочется попробовать соглашение? Ну попробуйте. Но скоро вы убедитесь, что выход только в полном захвате власти.
Нет, не убедил, скорей проиграл.
Совсем сбивчиво выступал Плансон, запутался. А за ним величественно вышел Авксентьев. Ну держится, как будто он президент России. Пышные волосы, красивая откинутая голова, говорит звучно, точными фразами, как читает, и не торопясь. Но в этих барских манерах и слабость его, не поведёт он массы. Владимир Ильич всегда говорит: „любого эсера копни — он на ногах не стоит, всё у них дутое”.
Если мы обратились с воззванием, а ответа нам ниоткуда нет — как мы можем окончить войну? Мы не союз с буржуазией заключаем, но укрепляем авторитет власти посылкой своих представителей, для совместной работы.
— Если Зиновьев предлагает захватить власть, хотя бы и возникла гражданская война, — значит он верит в силу пролетариата. А тогда почему он боится, что пролетариат околпачат в правительстве?
Это он ловко повернул. Смех и аплодируют. Конечно, их в зале больше гораздо.
— Но раз представители будут под нашим контролем — почему нам бояться, что они перейдут на сторону буржуазии? Конечно, когда-нибудь наступит время и вся власть будет в руках социалистов. Но к этому надо идти постепенно.
Десять минут, много не разгонишься. За ним меняются Сакер, Бройдо, и всё одно и то же.
Ихних — в зале большинство, победа их предательства им обеспечена. Но надо было показать наши зубы. Ленин говорит: не уставать показывать.
А Церетели уверенно выходит завершать. Ещё 53 записавшихся, и он хотел бы, чтоб они выступили. Но теперь горячее время, с часу на час требуются действия.
— Социалистов в стране ещё мало. И крестьяне, и часть солдат, и даже некоторые рабочие идут за буржуазией.
— Рабочие — нет!!
— И если бы сейчас Советы захватили полноту власти — им пришлось бы удерживать её мерами насилия против большинства населения.
Тут Зиновьев дал сигнал — и большевики устроили ему хороший шум.
Церетели после него:
— Так ведь и Ленин говорит, что крестьянство — мелкобуржуазная масса. И если б мы сейчас устроили диктатуру меньшинства — мы бы зажгли гражданскую войну и только отодвинули социализм. Придёт время — буржуазия отстанет от нашей платформы, и тогда мы её сбросим...
Всё-таки пообещал пересмотр тайных договоров.
Проголосовали. Наших — 122, остальные две тысячи — входить в правительство.
156
От первой встречи на студенческой вечеринке Саню как наполнило горячим воздухом и взносило, отрывало от земли. И это сохранялось в нём весь дневной перерыв, пока они не вместе, и даже ночью сохранялось — не снами, а блаженным бытием сквозь сон, будто и во сне он оставался со всех сторон объят солнечным светом.
Но и спал он мало.
И спать не надо.
Скорей дожить до вечера.
Странное состояние: насквозь возносящей чистоты — лишь порой огрузняющей взмученности.
500 
