133 
— Безусловно, в той, которая одобряет идею возмездия, — ответил Клемент. Он чувствовал себя совершенно вымотавшимся, и ему очень хотелось поскорее уйти.
Лукас продолжил, говоря меланхолично, с каким-то мечтательным видом:
— Художники, знаешь ли, именно художники во многом отразили идеи христианства! Но на фреске «Страшный суд» Микеланджело изобразил также Христа как карающего судью с поднятой дланью! Вот будет интересно, если окажется, что в каком-то смысле существует жизнь после смерти.
— Лук, ты же не веришь в такие вещи!
— Не в традиционно описываемом смысле. Вполне допустимо, что после формального установления смерти тела его мозг может продолжать работать в какой-то сумеречной зоне, подобно заведенному механизму.
— Выздоровевшие люди, описывающие подобные сцены, все-таки не умерли!
— Да, но ведь в этом есть своеобразная и потрясающая достоверность, как и в понятиях буддийского бардо [61] или христианского чистилища… Да и греки тоже изображали ад в виде некоего сумеречного мира.
— Лук, как ты можешь говорить такое…
— Безусловно, он прав, он жив лишь наполовину, как зомби, жуткая марионетка, кукла. Человеческий мозг скрывает множество тайн. Да успокойся ты, Клемент, я просто размышляю. Что касается сворачивающихся в свиток небес, то это еще более правдоподобно, наша планета является чудом природы, которое в следующем веке мы разрушим нашими собственными порочными и бессмысленными действиями. Наша история очень скоро подойдет к концу. Теперь, когда Господь умер, нам наконец открылась правда, и, более того, эта правда уже посажена на короткий поводок. Во всяком случае, мы ничтожны, и наши занятия не имеют никакого значения. Ладно, мне пора вернуться к работе.
— Но зачем ты все это так повернул? Он, казалось, настроился на дружелюбный лад, толковал об оливковой ветви, а потом опять разъярился. Тебе не следовало дразнить его.
— Мой милый, раздразнил его именно ты, вот в чем кульминация трагедии. И знаешь, я теперь склоняюсь к мысли, что мы с самого начала неверно разыграли эту партию.
— Ты подразумеваешь, что нам следовало настаивать на шуточной, глупой игре, на том, что ты никогда не намеревался?.. Все равно ничего нельзя доказать…
— Чертовски недостойно, практически немыслимо. К тому же он застал нас врасплох, поскольку мы полагали, что бедняга умер. Ох, не важно. Он все-таки невыносимый зануда.
— Он опасен и может пойти на любые меры. А его идея о возвращении в то место как будто…
— Да, она мне даже понравилась, это интересно, в ней есть известное очарование… она может даже оказаться плодотворной, возможно, он сумеет достичь своеобразного очищения или раствориться в воздухе, как облачко дыма. Символическое наказание без кровопролития, для этого понадобится известная концентрация! Метаморфоза, финальное разрешение! Рискованная игра, как он сказал, да, да… передай Беллами, что мне нравится такая идея. Вы втроем займитесь организационными вопросами, только не утомляйте меня подробностями.
Харви обнаружил, что входная дверь Клифтона не заперта, и, войдя в прихожую, не стал сразу тревожить его обитателей, громогласно возвещая о своем прибытии. Он не стал также трезвонить в звонок. Сначала Харви посидел немного на кухне, потом на лестнице. Время близилось к полудню. Комната Сефтон пустовала, и дверь в нее была открыта. Вскоре Харви осмелился подняться на второй этаж. Дверь в пустующую комнату Алеф также была открытой. Заглянув в Птичник, он увидел лежащую на полу Сефтон и тихо ретировался. Остановившись на следующей лестничной площадке, Харви услышал ведущийся на повышенных тонах разговор и узнал голоса Клемента и Луизы. Он спустился в прихожую и в задумчивости присел на нижнюю ступеньку.
«Нашел ли Лукас ту трость, — размышлял Харви, — догадался ли, кому она принадлежит и как там оказалась? Конечно догадался, он все понял».
Горькую печаль Харви усугубляло то, что до того рокового разговора с Тессой о сексуальной жизни Лукаса да и после него ему страстно хотелось увидеть Лукаса, хотелось помириться с ним, завязать товарищеские отношения. Он все чаще мучительно вспоминал тот детский эпизод, но пришел к убеждению, что если встретится с Лукасом уже на равных, как взрослые люди, и вежливо, но с достоинством поговорит с ним, то у них могут начаться новые нормальные отношения, как у мужчины с мужчиной. Харви был очарован Лукасом и хотел понравиться ему. Он даже хотел полюбить его и в порыве душевного озарения представлял, что они могут стать близкими друзьями. Теперь же все надежды рухнули. Положение окончательно запуталось и испортилось, подобно его злосчастной хромой ноге. К тому же он, Харви, чем-то ужасно огорчил свою мать. Он не знал, чем именно, но чувствовал непоправимый ужас своего поведения. Ему не хотелось видеться с матерью, не хотелось Думать о ней. Кто же тогда вошел в дом Лукаса? Возможно, даже не женщина, ведь его гостем мог быть и парень. Может, Лукас склонен к педофилии. А то красочное пятно яркой ткани могло быть краем стеганого покрывала. Вероятно, все это ему привиделось. Единственной ужасной реальностью оставалась трость. Она лежала там, в саду, выдавая его с головой.
133 
