— Ты отправился посмотреть какой-то фильм с Питтером? — Энн была изумлена, в ужасе. — Зачем?
— «Спящего тигра». Проверить, не прояснит ли он мою память.
— А! Идет где-то рядом?
— В «Швейцарской хижине».
— Грэм, но это же в милях и в милях в стороне от всего и вся. И только ради какого-то дерьмового фильма с Ларри Питтером! Нет, ты сумасшедший.
Грэм ничуть не унялся. Он поглядел на жену с несомненной нежностью:
— Погоди, погоди. Суть в том, что я просидел «Спящего тигра» с начала и до конца, но ни на йоту ничего не вспомнил. Я смотрел на лицо Ларри Питтера всякий раз, как оно появлялось на экране, и даже не мог припомнить, хочу я убить его или нет. Такое странное чувство!
— Ну, полагаю, уже что-то, если это тебя каким-то образом подбадривает.
Грэм помолчал, потом сказал медленно:
— Не знаю насчет подбадривает. — (Энн все больше и больше запутывалась.) — Нет, не подбадривает, но в чем-то меняет. Видишь ли, тут новый поворот. И я стараюсь понять, почему, если мой мозг предпочел забыть одного из них, он выбрал именно Ларри Питтера. Что у Питтера имеется или не имеется такого, чего нет у других?
— Грэм, мне не по себе. Прежде я всегда умела тебя понять. А теперь не могу. Прежде тебя расстраивало, когда мы разговаривали о моих прошлых связях, и это всегда расстраивало и расстраивает меня. А теперь кажется, будто это… это каким-то образом тебя возбуждает.
— Только загвоздка с Питтером. Словно бы я вообще прежде не знал. И как будто мне предстоит впервые открыть, трахала ты или нет Ларри Питтера.
— Нет, ты серьезно. Ты абсолютно серьезно!
Грэм перегнулся через стол и нежно взял Энн за запястье.
— Так да? — сказал он тихо, будто более громкий голос мог спугнуть ответ. — Так да?
Энн отдернула руку. Ей прежде даже в голову не приходило, что Грэм способен вызывать у нее брезгливую жалость, какую она испытывала теперь.
— Ты ведь не думаешь, что я теперь скажу тебе? — ответила она так же негромко.
— А почему нет? Мне необходимо знать. — Его глаза лихорадочно горели.
— Нет, Грэм.
— Ну послушай, любовь моя. Ты же сказала мне раньше. Так скажи теперь еще раз.
— Нет.
— Ты же сказала мне раньше. — Тихий голос, возбужденные глаза. И пальцы снова сжали ее запястье, только теперь крепче.
— Грэм, я сказала тебе раньше, и ты забыл, значит, тебя не так уж тревожило, было это или нет.
— Мне необходимо знать.
— Нет.
— Мне необходимо ЗНАТЬ.
Энн попыталась в последний раз воззвать к логике и подавить свой гнев.
— Послушай, либо не было, либо было. Если не было, ни малейшего значения это не имеет, а если было и ты позабыл, это равно тому, что ничего не было, верно? Так и скажем: не было.
Грэм только повторил еще настойчивее:
— Мне НЕОБХОДИМО ЗНАТЬ.
Энн безуспешно пыталась высвободить запястье, потом глубоко вздохнула.
— Ну конечно, было. И я упивалась. Сверхкласс. Попросила его и об анальном сексе.
Пальцы на ее запястье тут же расслабились. Глаза Грэма выпучились, он посмотрел вниз прямо перед собой.
Больше они весь вечер не разговаривали. Сидели в разных комнатах, а потом легли спать, не предупредив друг друга. Когда Энн выходила из ванной — против обыкновения дверь она заперла, — Грэм ждал, чтобы войти. И, пропуская ее, посторонился дальше, чем требовалось.
В кровати они лежали спиной друг к другу на расстоянии ярда. В темноте Грэм беззвучно заплакал. Немного погодя Энн тоже заплакала. Наконец она сказала:
— Не было этого.
Грэм на секунду перестал плакать, и она повторила:
— Не было этого.
И тогда они снова заплакали, все еще свернувшись на краях кровати.
7
НА НАВОЗНОЙ КУЧЕ
Италия отметалась с самого начала: ее вдоль и поперек исчерчивали следы любовников, будто цепочки верблюжьих следов в пустыне, где никогда не дует ветер. Германия и Испания почти отметались. Имелось несколько стран — Португалия, Бельгия, Скандинавия, — которые были гарантированно безопасными, хотя, бесспорно, по той, в частности, причине, что Энн попросту никогда не испытывала желания побывать там. В результате эта безопасность таила свою угрозу: при всем его слабодушии идея оказаться загнанным на две недели в Хельсинки отсутствующим присутствием Бенни, и Криса, и Лаймена, и кого там еще Грэму совсем не импонировала. Он представлял, как в одной из этих периферийных стран кутается от холода в анорак и прихлебывает ликер из козьего копыта, и нечем заняться, кроме мыслей с похмелья о беззаботных, загорелых от солнца говнюках, которые загнали его туда, а сами даже в эту минуту, развалясь где-нибудь на Виа Венето, измываются над самой мыслью о нем.