очень нудно 
26 
Узнав о продолжительности его поездки, Фейт поначалу расстроилась, но потом смирилась. Кроткая и деловитая, как всегда, она не проронила ни слова жалобы. Морган даже сожалел об этом. Тогда, по крайней мере, он мог бы испытывать законное раздражение от ее присутствия, а не печалиться по поводу ее неизбежного отъезда.
Он оставил ей более чем достаточно продуктов и топлива, чтобы продержаться две недели, но ни то ни другое не могло обеспечить покой ее душе. Прижавшись лицом к стеклу, Фейт смотрела вслед Моргану, пока его жеребец не скрылся в ночи, унося всадника в развевающемся плаще.
Дни проходили в хозяйственных заботах. Хижина по-прежнему оставалась для Фейт источником гордости и отрады, и она старалась содержать ее в чистоте и порядке. Лошади стали ее друзьями. Потихоньку от Моргана она дала им всем имена и проводила долгие часы, ухаживая за животными, выгуливая их и разговаривая с ними. Тяжелее всего было коротать долгие зимние вечера, когда на нее накатывала тоска по Моргану.
Она постирала, выгладила и починила скромный запас их одежды и постельное белье. Из отреза тонкого полотна, найденного в сундуке Моргана, она сшила для него новую рубашку. Хотя ее творение не могло сравниться с шедеврами портновского искусства, которые он надевал, отправляясь в свои поездки, Фейт надеялась, что он будет носить ее дома. Она тщательно присобрала оборки, выкроенные из обрезков той же ткани, и украсила ими рубашку, чтобы придать ей джентльменский вид.
А в том, что Джеймс Морган О'Нил — прирожденный джентльмен, несмотря на его занятие, Фейт не сомневалась. Пусть он не носит парик и красные каблуки, у него речь и манеры джентльмена, когда он считает нужным вспомнить о них. При желании Морган способен очаровать даже птичку на ветке. Сочетание обаяния и беспринципности могло стать роковым для какой-нибудь глупой особи, но не для Фейт. Морган считает ее ребенком и не станет пускать в ход свои чары.
Присыпав золой огонь в очаге, Фейт забралась на чердак, где находилась ее постель, и разделась. Ее детская сорочка стала слишком тесной в груди, и она обхватила ладонями округлости, явно увеличившиеся за последнее время. Ее мать была необычайно привлекательной, станет ли Фейт когда-нибудь хоть чуть-чуть похожей на нее? Вряд ли.
Вспомнив, как Морган пожирал глазами пышную грудь трактирной служанки Молли, Фейт вздохнула. Никогда он не посмотрит на нее таким взглядом. Надо благодарить Господа за его малые милости, а не сетовать — одернула она себя, однако равнодушие Моргана задевало ее гордость. Унизительно, что ее до сих пор принимают за ребенка.
Ей удалось заснуть, только представив себе встречу с родными, но ее сны были наполнены видениями шелковых платьев и огромных дворцов, а не радостных лиц и сердечных объятий. Но все это меркло перед образом Моргана в нарядном камзоле и треуголке, помогающего ей выбраться из великолепной кареты.
Фейт разбудил донесшийся снизу шум. Она вспомнила предостережения Моргана, и сердце ее гулко забилось. Она пошарила рукой в поисках пистолета, который по настоянию Моргана всегда держала рядом. Скрипнул стул, и через открытую дверцу чердака донеслось приглушенное проклятие. Охваченная паникой, Фейт подползла к отверстию в полу и заглянула вниз.
В комнате было темно, но на фоне окна можно было различить силуэт мужчины, потянувшегося за бутылкой рома, припрятанной на верхней полке буфета. Морган!
Забыв о том, что она не одета, Фейт, как была, босая, поспешила вниз.
Глава 6
Морган обернулся и, увидев призрачную фигуру в белом, на мгновение поверил в ангелов, как в далеком детстве. Но тут он задел раненым бедром буфет, и боль вернула его к реальности.
— Морган! — вскрикнула Фейт, когда он покачнулся.
Чувствуя себя полным болваном, Морган тяжело опустился на стул и закрыл глаза. Он не понимал, что заставило его нестись во весь опор назад. В Лондоне был бордель, где его охотно принимали и ублажали всеми возможными способами. В этот самый момент он мог бы находиться там, в окружении пышной женской плоти и воркующих голосов. А что он имеет теперь? Перепуганного ребенка в латаной ночной рубашке, который заламывает руки и смотрит на него со слезами в этих чертовых серых глазищах.
— Согрей воды и порви на бинты ту ткань, что я привез из прошлой поездки. А потом ложись спать. Я в состоянии позаботиться о себе.
Сердце Фейт на миг остановилось, но она послушно разворошила угли и подбросила топлива под большой котелок с водой, который всегда держала в очаге. Ткань, о которой он говорил, превратилась в рубашку, и она помедлила в нерешительности. Морган рассердится, но тут уж ничего не поделаешь. Фейт молча вскарабкалась на чердак и вытащила из своих скудных пожитков старую рубашку. Морган не обратил внимания на кусок ткани, с которым она спустилась с чердака. Он пытался разрезать ножом свои кожаные штаны. Грубая повязка, которую он сделал ранее, валялась на полу, и из раны снова стала сочиться кровь. Он выругался, когда закружилась голова. Дьявол, надо было не спускать глаз с того охранника. Он теряет бдительность.
26 
