178 
Во время этого путешествия от него не укрылось, что народности центральных районов полуострова готовы начать войну. Проезжая с Силоном и Мутилом по пыльным дорогам, он видел целые легионы хорошо вооруженных солдат, которые проводили учения вдали от римских и латинских поселений. Но он ничего не говорил и не задавал вопросов, веря в глубине души, что в конце концов эти военные приготовления не пригодятся. В ходе своей беспрецедентной законодательной кампании ему удалось убедить Сенат и народное собрание в необходимости реформ в области судопроизводства, структуры Сената, общественного землевладения и распределения продовольствия. Ни Тиберий Гракх, ни Гай Гракх, ни Гай Марий, ни Сатурнин не сделали столько, сколько он; никто из них не ввел в действие такое количество содержательных законов — причем без какого-либо нажима, без оппозиции со стороны сенаторов или сословия всадников. В него верили, его уважали, ему доверяли. Теперь он знал, что, когда он объявит о своем намерении дать право голоса всему населению Италии, они позволят ему увлечь себя — пусть даже не разделяя его убеждений. Он сможет это сделать! И в результате он, Марк Ливий Друз, заручится безоговорочной поддержкой четверти всего населения романского мира, ибо присягу на верность ему давали по всему полуострову, даже в Умбрии и Этрурии.
* * *
Дней за восемь до возобновления деятельности Сената на сентябрьские календы Друз приехал на виллу в Мизене, чтобы слегка передохнуть перед тяжкими трудами. Там он нашел подлинный источник радости и утешения в своей матери. Остроумная, проницательная, общительная, красноречивая, она почти по-мужски воспринимала этот, в конечном счете, мужской мир. Живо интересуясь политикой, она с гордостью и удовольствием следила за тем, как ее сын проводит в жизнь свою законодательную программу. Либеральная традиция рода Корнелиев вселила в нее предрасположенность к радикализму. Однако вторая, консервативная часть натуры Корнелиев порождала в ее душе одобрение при виде того, как мастерски ориентируется Друз в реалиях и настроениях Сената и народного собрания. Ни нажима, ни принуждения, ни угроз, никакого иного оружия, кроме золотого голоса и серебряного языка — именно таким и должен быть великий политик! Она от души радовалась, что Друз пошел не в своего тупоголового, твердолобого, близорукого отца. Он явно пошел в нее!
— Ты блестяще справился с продвижением закона о земле и низшем сословии, — сказала она сыну. — За чем очередь теперь?
Друз глубоко вздохнул, взглянул на нее в упор и ответил:
— Я дарую законодательным путем всем жителям Италии полноту гражданских прав, которыми пользуются сегодня римляне.
— Ах, Марк Ливий! — воскликнула мать, став белее полотна. — Они не мешали тебе действовать до сих пор, но этого они не допустят!
— Почему же? — спросил Друз, искренне удивленный, ибо уже привык верить в свою способность совершать то, что никому не под силу.
— Ограждать право гражданства от чужих посягательств было завещано Риму богами! — произнесла все еще бледная от ужаса мать и схватила его за руку. — Даже явись посреди Форума сам Квирин и повели им предоставить гражданские права остальным — они бы не пожелали этого сделать. Марк Ливий, откажись от своей затеи! Умоляю тебя, и не пытайся!
— Я поклялся сделать это, мама. И сделаю.
Бесконечно долгое мгновение они пристально смотрели друг на друга; его глаза были полны решимости, ее — страха за сына. Затем Корнелия вздохнула и пожала плечами:
— Что ж… вижу, я не в силах тебя отговорить. Недаром ты правнук Сципиона Африканского. Ах, сын мой, сын! Они убьют тебя!
— Для чего им это, мама? — Друз удивленно приподнял брови. — Я ведь не Гай Гракх, не Сатурнин. Я действую строго в рамках закона и не угрожаю интересам ни отдельного человека, ни mos majorum.
Слишком огорченная, чтобы продолжать разговор, Корнелия встала:
— Идем к детям. Они скучали по тебе.
Если последняя фраза и была преувеличением, то небольшим: Друз успел приобрести у детей некоторую популярность.
Уже на подходах к детской стало ясно, что там бушует ссора.
— Я тебя убью, Катон! — донесся до них крик Сервилии.
— А ну, хватит, Сервилия! — входя, приказал Друз тоном, не допускающим возражений, поскольку угроза в голосе девочки звучала нешуточная. — Катон твой брат, и ты не должна его обижать.
178 
