179 
— Если он только попадется мне один на один, ему не поздоровится, — угрожающе пробормотала девочка.
— Не попадется, госпожа Нос Шишкой! — выкрикнул Цепион-младший, выступая вперед и становясь между нею и Катоном.
— И вовсе у меня нос не шишкой! — вскинулась Сервилия.
— Шишкой, шишкой! — не унимался Цепион. — Отвратительный носище, бр-р-р!
— Успокойтесь! — прикрикнул Друз. — Вы хоть когда-нибудь перестаете ссориться?
— Да! — откликнулся с готовностью Катон. — Когда деремся!
— А как нам не ссориться, когда он тут? — спросил Друз Нерон.
— А ты заткнись, чернорожий Нерон! — выкрикнул вновь Цепион-младший, вступаясь за Катона.
— Я не чернорожий!
— Чернорожий, чернорожий, чернорожий! — упрямо повторял, сжав кулаки, Катон.
— А ты не Сервилий Цепион! — заявила Цепиону-младшему Сервилия. — Ты потомок рыжего галльского раба и случайно затесался к нам!
— Нос Шишкой! Нос Шишкой! Мерзкий, страшный Нос Шишкой!
— Замолчите! — не выдержал Друз.
— Сын раба! — прошипела Сервилия.
— Дочка кретина! — выкрикнула теперь Порция.
— Свинья конопатая! — не осталась в долгу Лилла.
— Садись, — невозмутимо обратилась к сыну Корнелия. — Пусть они закончат — и тогда обратят на нас внимание.
— Они все время поминают предков? — спросил Друз, стараясь перекричать детский гвалт.
— Разумеется, раз здесь Сервилия.
Сервилия, в свои тринадцать лет уже совершенно сформировавшаяся, миловидная и себе на уме, должна была бы покинуть детскую компанию еще года два или три тому назад, но в наказание за вздорность ее оставили с младшими. И теперь Друз засомневался, не совершили ли они тем самым большую ошибку.
Лилле недавно исполнилось двенадцать, и она тоже взрослела на глазах. Ее лицо, смуглое, еще более миловидное, чем у сестры, но открытое и проказливое, сразу давало исчерпывающее понятие о ее характере. Третьим в группе старших детей, неизменно поддерживавшим девочек, был приемный сын Друза, Марк Ливий Друз Нерон Клавдиан, девяти лет. Его отличала красота, свойственная роду Клавдиев, — смуглая и суровая. Мальчик был, увы, не слишком умен, но приятен в общении и послушен.
Затем шел отпрыск Катона, ибо Друз, как ни настаивала Ливия, не мог заставить себя считать Цепиона-младшего сыном Цепиона-старшего. Тот очень походил на Катона Салониана: то же стройное мускулистое сложение, намек на будущий высокий рост, характерная форма головы и ушей, длинная шея, длинные руки и ноги и ярко-рыжие волосы. И хотя глаза у мальчика были светло-карими, то были все равно не глаза Цепиона, широко расставленные и глубоко запавшие под бровными дугами. Из всех шестерых Цепион-младший был любимцем Друза. В нем чувствовалась сила, потребность брать на себя ответственность, что было Друзу очень близко. Неполных шести лет от роду, мальчик беседовал с ним как умудренный жизнью муж, и при этом голос малыша был глубок, а взгляд постоянно сохранял серьезное, вдумчивое выражение. Улыбку на его лице можно было видеть редко, лишь когда его младший братишка Катон делал что-нибудь занятное или трогательное. Любовь его к Катону была почти отцовской, и он ни за что не желал разлучаться с братом.
Порции (домашние называли ее Порцеллой) должно было вот-вот исполниться четыре. Это был домашний ребенок. С возрастом по всему телу у нее стали появляться большие, темные родимые пятна, за которые старшие девочки постоянно ее дразнили. Те от души не любили малышку и превращали ее жизнь в постоянное унижение с помощью щипков, тычков, царапин и шлепков, которыми они награждали ее исподтишка. В дополнение ко всему у Порции вместо носа был настоящий клюв, унаследованный от Катонов и портивший ее лицо. Неприглядную внешность девочки несколько скрашивали чудесные темно-серые глаза, да и по натуре она была очень милой.
Катон еще не достиг трех лет, однако и внешне и внутренне был уже сущим уродом. Нос его, похоже, рос быстрее, чем все остальное, и был изогнут на римский манер, горбом. При этом величина носа совершенно искажала пропорции лица, которое в целом было весьма утонченным: изысканных очертаний рот, светящиеся светло-серые глаза, высокие скулы, изящный подбородок. Хотя довольно широкие для малыша плечи и обещали, что впоследствии он превратится в отлично сложенного мужчину, сейчас он был невероятно тощ, так как не проявлял ни малейшего интереса к пище. Его манера вести себя была совершенно невыносимой, навязчивой и свидетельствовала о типе мышления, который Друзу был более всего ненавистен. Получив ясный и разумный ответ на какой-нибудь из своих бесконечных громких и напористых вопросов, малыш тут же требовал ответа на новый вопрос, порождая подозрение либо в своей тупости, либо в упрямстве и неумении прислушиваться к тому, что говорят другие. Единственной его положительной чертой (должна же быть хоть одна такая черта!) было его безусловное преклонение перед Цепионом-младшим, с которым он не разлучался ни днем, ни ночью. Когда малыш становился совершенно несносен, одной угрозы отлучить его от брата бывало достаточно, чтобы он тут же делался шелковым.
179 
