79 
— Кривлялся под краном. Вытанцовывал перед станиной, как дурак перед покойником.
— Благодарю, маэстро. Вот это совсем по-ком… — Славик проглотил конец слова, потому что Иван схватил его за нагрудник комбинезона и гневно прошептал:
— Ты-ы! Не бросайся этим словом где попало! Для меня оно святое. Понял? Трепло! — и, разжав пальцы, сказал обычным голосом: — Закрепишь основные болты. Привинтишь кронштейны. — И глаза его снова стали голубыми.
Оставшись у станка один с тяжелым ключом в руках, Славик вдруг почувствовал себя униженным и уязвленным. Руки дрожали — ключ срывался с гайки, ему хотелось плакать. И работа показалась ненавистной, принижающей его человеческое достоинство. Какая насмешка судьбы! Столько возвышенных мечтаний, и вдруг — завинчивай гайки. Захотелось послать все к черту, уйти с завода и никогда больше не возвращаться. Пропало самолюбивое желание доказать, что он не хуже других в бригаде, желание, с которым неделю назад он пришел на завод. И любопытно ему было, и в тоже время убеждал себя: что в них особенного? Притворщики, изображают высокую сознательность, И даже радовался, если в бригаде что-нибудь не ладилось.
В первый день к нему подошел старый рабочий. Славик сразу отметил его худобу и падумал: «Не больно сытно, видать живётся.
Рабочий спросил, кивнув в ту сторону, где ребята собирали станок:
— В бригаде работаешь?
— Ага.
— Учеником?
— Хотел инженером — не берут,
— Как пролез? По блату?
— Куда?
— В бригаду.
«А-а, значит, и в эту бригаду можно по блату попасть», — почти обрадовался Славик и ответил:
— По блату. Я свояк Гончарова,
— Ясно. Свояк свояка…
— Вот-вот.
Славику хотелось, чтоб рабочий начал хаять бригаду и даже Тараса, хотя в душе ценил его дружескую поддержку. Но рабочий сказал другое:
— Гончаров человек правильный, но чудак. Лучший сборщик. Пятый разряд. Работай, выгоняй монету. Так нет, ему охота учить таких сосунков, как ты. Пускай в ФЗУ идут. А он — в бригаду. Не было на сборке бригад, они все переиначили. Дают сто пятьдесят процентов. Но что он с этого имеет, Гончаров? Вот чего я не могу понять. У него пятый разряд, у Кости второй, а прогрессивку делят поровну. Чудак!
— У Тараса батька богатый, — решил подыграть Славик.
— Ярош? Он же не родной.
— А все равно денег дает сколько хочешь.
— Врешь, — не поверил рабочий. — На что ему тогда жилы надрывать на сборке?
— Сознательность.
— Да, есть люди, — вздохнул почему-то старик. Сказал: — Ну, Ярош пускай. Золотые руки у человека.
— А вы сколько выгоняете?
— Да как когда. Полторы — две. Славик свистнул.
— Что ж это по вас не видно? — и, втянув щеки, сжал их пальцами, разинул рот: мол, почему же такой худой?
Рабочий в ответ мазнул Славика по лицу промасленной ветошью:
— Утри нос.
Обиделся, видно. И Славик тоже. Будь это где-нибудь в другом месте — не посмотрел бы ни на возраст, ни на положение, ни на что. А тут пришлось смолчать.
Вообще в первый день ему не повезло. Как смазали по лицу, этого хоть никто не видел. А вот свидетелей второго его унижения нашлось достаточно. Славик стоял и с любопытством разглядывал громадные станки. Вдруг звонок наверху. Он задрал голову и ужаснулся. На него ползла огромная станина. Он не знал ещё тогда, какая послушная машина кран и как ловко и легко может проносить по тесному проходу многотонные детали щуплая беленькая девочка-крановщица. Казалось, никому не остановить махину и она вот-вот раздавит его. Он отскочил, как испуганный заяц. Сильно ударился о станок ногой и едва не распластался на черной промасленной земле. Когда же увидел, что станина, повисла неподвижно, а с высоты, из будки выглядывает остроносое, весело смеющееся личико, захотелось провалиться сквозь землю.
В тот момент он возненавидел крановщицу. И вот теперь бравирует смелостью, пренебрегая правилами техники безопасности. За это ему не раз уже доставалось от Тараса, ребят. Всякие поучения раздражали Славика. Зато мастер Галыга сразу убедил: витиевато матюкнулся и пригрозил, что выгонит с завода без лишних слов и наставлений. Славик, сам болтун, уважал людей немногословных и решительных: сказал — сделал. Угроза мастера подействовала, дня два он не выкидывал никаких фокусов.
Вообще взаимоотношения на заводе между людьми ему нравились. Нет той интеллигентской вежливости, какая была на студии, но нет и фальши.
79 
