80 
А главное, нравилась продукция. Например, специальный, по особому заказу изготовленный горизонтально-протяжной автомат с тягой в шестьдесят тонн! Или вон другая «штучка» — вертикальный станочек высотой с добрый дом! Вероятно, должно возникнуть какое-то особое чувство, когда собственными руками соберешь такой станок, электрики вставят ему «душу», придут инженеры и начнутся испытания. Один раз Славик уже присутствовал на испытаниях. Он придирчиво наблюдал за бригадой и неожиданно для себя без привычной насмешки подумал, что не зря пишут в книгах об особой рабочей гордости. Этим чумазым чертям есть чем гордиться! Не станок — целая поточная линия. Хорошо, если б писали где-нибудь в паспорте, кто собрал станок. Глядишь, в недалеком будущем могло бы появиться: Владислав Шикович.
Славик размышлял об этом совершенно серьезно, не иронизируя над собой. Так же серьезно предложил в конце смены:
— За такой станок не мешало бы… — и щелкнул себя по горлу.
Славика будто и не слышали. Но через минуту нерешительно отозвался Лопатин:
— А может, правда, хлопцы?
— Не искушай меня, родная! — шутливо пропел Костя.
— Как ты легко поддаешься! — со злостью бросил Лопатину Ходас. — Гляди, как бы он не перекрестил тебя в свою веру.
— Кто «он»? — вспыхнул Славик. — В какую веру? Кто «он»? Я? Так я здесь, живой, здоровый. Имя мое Владислав Шикович! — Славика задело, что Ходас сказал «он», будто его, Славика, здесь нет или он им не ровня. Но кричал он так громко нарочно: пусть другие рабочие у проходной слышат, что не такой уж лад и дружба в этой коммунистической бригаде.
Тарас больно сжал ему локоть.
— Славик, замолчи!
— А почему он обращается со мной, как с низшим существом?
— Что ты мелешь?
— Если человек ставит себя слишком высоко, ему всегда кажется, что другие хотят унизить его. Это мания, — сказал Генрих, приветливо помахав кому-то рукой.
Славик не нашелся, что ответить, а тут еще Тарас:
— Не будь ты таким петухом. Не придирайся к слову. Свои же хлопцы все.
— Ребята! Компромиссное решение: в железнодорожной столовой пьем пиво, — предложил Вася Лопатин.
…И вот сегодня после новой стычки с Хо-дасом Славик припомнил все до. мелочей, начиная с первой ссоры за столом на даче.
«Чего он цепляется? Что ему надо? Брошу к дьяволу! Ну их!.. Нет, так просто я не брошу. Я вам устрою «сладкую жизнь». А уйду, так с музыкой», — угрожал он всей бригаде.
Но подошел Тарас. Посмотрел, как он работает, сказал дружески:
— Слава, ты неправильно держишь ключ, потому он у тебя срывается. Вот так нужно, — и показал.
Доброе слово — и пропала злость на бригаду, осталась разве что против одного Ходаса.
Говорят, понедельник «тяжелый день». Но тот понедельник был необычным — по настроению людей, по разговорам, которые вели рабочие. Тарас, Генрих и Костя шли на завод с воскресными газетами. Встречали друг друга словами:
— Читал?
— Ага.
— А ты, Костя?
— Все не успел.
— А я, братки, к теще ездил. Голова болит, — откровенно признался Лопатин.
— Да здравствуют тещи и откровенность! — весело крикнул Славик. — Даже я насчет головы не признался бы. — И с озорным видом оглянулся: — Ша! Как бы кто не услышал!
— Не балагань, — обрезал его Иван.
— Да, юноша, — вдруг поддержал Ходаса Генрих, — запомни на всю жизнь: есть вещи, о которых следует говорить только серьезно. Шуточки твои тут ни к чему.
Серьезность и почти отеческая наставительность Генриха, который обычно сам любил пошутить, смутили Славика.
— А я… ничего… Я… насчет Василевой тещи…
— Не прыгай, как заяц с кочки на кочку. Люди говорят о таких вещах, а ты… Нет у тебя культуры мышления. Учись! Интеллигент!
Возможно, боясь, чтобы в ответ Славик вновь чего-либо не сморозил, Костя перебил Генриха:
— В автобусе тетка с бидонами спрашивает: останутся ли приусадебные участки при коммунизме? Сталевар наш Лабун ей в ответ: «А тебе что, говорит, хочется всю жизнь молоком торговать?» Смеху было.
— Я, хлопцы, как прочитал эти слова… — Тарас разгладил на станине, у которой собралась бригада, «Правду», — …как подумал, что они значат… меня, знаете, ну… потрясло… Честное слово… Подумайте: сколько за историю человечества было убито и замучено людей, пролит океан крови, чтобы наконец общество, сотни миллионов людей могли провозгласить своим девизом: человек человеку друг, товарищ и брат! — Тарас, который, как заметил Славик, избегал громких слов, сказал все это с необычным жаром. Даже сам смутился.
80 
