Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
148 
«Не здесь», – напомнил себе Иолай.
И совсем с краю, на низеньком табурете, полускрытый спинкой Эвритова кресла и одной из четырех колонн, окружавших очаг мегарона, примостился Нелей, ванакт торгового Пилоса.
Серое на сером.
Тень, не человек.
Взглянешь – не заметишь.
Эврит, не вставая, подхватил со столика – гнутые ножки в виде львиных лап неприятно напомнили Иолаю о былом – два чеканно-мерцающих кратера с вином и воздел руки вверх, недвусмысленно предназначая одну из чаш гостю.
– Войди, о достойнейший Иолай, и присоединись к нам с открытым сердцем, совершив возлияние в честь богоравного Геракла, Истребителя Чудовищ! – звучным не по-стариковски голосом провозгласил басилей Ойхаллии.
«Умно, – оценил Иолай, приближаясь к столу и с поклоном беря предложенный кратер. – Собравшихся не представил: и им польстил – кто ж вас, владыки, не знает?.. и мне – входи запросто, как равный к равным; и Гераклу – вот, мол, несмотря на досадное недоразумение, совершаем возлияние, хвалу возносим… Что же ты не Алкида позвал-то, а меня?!»
Вино пряным потоком обожгло горло, чаша опустела – и Иолай поставил ее обратно на столик.
Незаметно огляделся.
– Хорош ли был путь сюда из Тиринфа? – даже радушные слова Авгий-элидянин умудрялся произносить так, что они казались жирными. – Да ты садись, садись, Иолай, вон и кресло свободное…
– Хорош, – коротко ответил Иолай, садясь. – Хвала богам.
Владыки переглянулись.
– И героям, – тихо добавил Эврит, и пальцы его, сухо хрустнув, цепко охватили подлокотники.
– Вот уж кому низкий поклон за дороги наши, – Авгий пригладил ладошкой вспотевшую плешь, – так это героям. И в первую голову – богоравному Гераклу, лучшему из людей. Чудищ-то под корень повыбил, разбойничков приструнил, кентавров да лапифов – к ногтю… те, которые остались, – пакость мелкая, все между собой грызутся, им не до нас! Торгуй не хочу! Добрые соседи, я тебе, ты мне, они нам…
– И все – Микенам, – неожиданно отрубил прямолинейный Гиппокоонт, для убедительности припечатав колено огрубелой ладонью.
Шевельнулась на табурете тень Нелея Пилосского – сказать что-то хотел? Нет, промолчал – а багровые блики на лице троянца сложились в улыбку.
Дескать, не все – Микенам.
Так и имейте в виду, досточтимые.
– Здесь все свои, – Эврит резко наклонился вперед и просто-таки вцепился взглядом в лицо Иолая. – И говорим, как свои, без обиняков.
«Ну-ну, смотри, лучник, – усмехнулся про себя Иолай (на всякий случай расплываясь в тщеславной гримасе – как же, большие люди к своим причислили!). – Много ты высмотришь, чего я не захочу… И все-таки, что ж вам нужно от меня, правители? Здравицу Гераклу подпеть?.. Шестым голосом?»
Видимо, басилей Ойхаллии удовлетворился осмотром – потому что вновь откинулся на спинку кресла и поиграл в воздухе длинными сухими пальцами.
Словно птенца ловил.
– Почему твой дядя Геракл по окончании службы не сел вместо Эврисфея на микенский трон? – мягко, почти ласково спросил Эврит-лучник. – Каждый от Эвбеи до Пилоса ждал этого… дождемся ли?
И снова улыбнулся Лаомедонт.
От Эвбеи до Пилоса – а мы, троянцы, много восточнее…
«Кто я для них? – Иолай потянулся к кратеру, будто забыв, что чаша пуста. – Нечто вроде Лихаса?.. Ума мало, шрамов много, гордыня не по годам; на право наследования купить хотите, владыки? Сказать бы вам, каково оно, мое право, – небось вино бы поперек глотки встало!»
– Вряд ли. – Он взял крутобокий кувшин, расписанный изображениями стилизованных осьминогов, накренил его, и багровая струя полилась в кратер. – Вы вот Геракла больше по басням слепых рапсодов знаете, а я с пеленок за ним… Герой? Да, герой. Великий? Да, великий. Ве-ли-чай-ший! Но в первую очередь он – сын Зевса! – для пущей убедительности Иолай ткнул чашей в потолок, расплескав вино на себя. – Сын Зевса! Что отец небесный повелит, то и делает! Скажете – неправильно?
– Правильно! – поспешно согласился Авгий; остальные промолчали.
– И я говорю, что правильно! Но иногда – жалко. – Иолай залпом осушил кратер, мельком отметив отсутствие слуг в мегароне и закуски на столе. Ну что ж, будем считать дело сделанным – вино ударило в голову молодому герою, развязав язык; а посторонних ушей, раз все свои, можно не опасаться.
Этого добивались, владыки?
– Жалко! – но правильно. Мы не Эврисфею служим! Мы – руки Громовержца, его земные молнии! Мы – я и Геракл… в смысле Геракл и я. И наша служба, наша почетная и многоопасная служба…
148 
