Особенно,... 
140 
Позже, лежа в постели, они долго говорили о своем детстве, о друзьях, любимых блюдах, ребяческих проделках. Эдуар упомянул о брате. Виктория поняла, что Эдуар горячо его любил, настолько, что решился заменить покойного у алтаря.
Они долго занимались любовью, и Виктория уже засыпала, когда почувствовала, что он нежно дотронулся до нее. Она открыла глаза и повернулась к Эдуару. В глазах его светился невысказанный вопрос.
– Вы находите, что нам следует потолковать, мисс Хендерсон?
– Не понимаю, о чем ты, – проронила она с таинственной улыбкой.
– Ты ужасная лгунья, – хрипло выдохнул он, продвигаясь ближе и гладя ее по животу. – Почему ничего не сказала?
В голосе Эдуара звучала неподдельная обида, и Виктории стало стыдно. Она нежно поцеловала его в губы.
– Я сама узнала всего три недели назад… и боялась… не знала, что ты скажешь…
Эдуар невольно рассмеялся. Живот Виктории набух их младенцем. Судя по тому, что она рассказывала о своих отношениях с Чарлзом, это явно не его ребенок.
– И сколько еще, по-твоему, тебе удавалось бы держать это в секрете? – шутливо допрашивал Эдуар. Подумать только, его малыш! Первый, несмотря на то что ему уже исполнилось сорок.
– Невзирая на обстоятельства, он был вне себя от радости, но суровая действительность вторглась в радужные Тебе нужно немедленно ехать домой, Виктория, – непреклонно объявил он, хотя сердце мучительно ныло при мысли о разлуке. Но сейчас главное – уберечь ее и ребенка.
– Поэтому я и молчала, – грустно призналась она. – Знала, что ты скажешь. Но не думай от меня избавиться. Я остаюсь.
– А я расскажу всем, что ты живешь по чужому паспорту, – отпарировал он, безуспешно стараясь казаться грозным.
– И чем ты это докажешь? – улыбнулась Виктория. – Смирись с неизбежным – я никуда не поеду.
– Нельзя же рожать здесь, – ужаснулся Эдуар, холодея при одной мысли о том, что она подвергнется смертельной опасности. Сейчас во всей Европе не найдешь спокойного местечка, кроме Швейцарии, так что лучше уж ей ехать в Америку, к родным. Но судя по ее виду, все уговоры бесполезны, и в глубине души он сам не хотел расставаться с Викторией.
– Все будет хорошо, – утешила она. Тяжелая работа ничуть не уменьшила ее привлекательности, и Виктория выглядела, как всегда, прелестной и женственной, разве что немного похудевшей, хотя аппетит у нее сделался прямо волчий.
– Но я не желаю, чтобы ты проводила на ногах по пятнадцать часов в день. И немедленно поговорю с полковником.
– Ничего подобного ты не сделаешь, Эдуар де Бонвиль, – набросилась на него Виктория, – иначе я пожалуюсь, что ты меня изнасиловал, и тебя отдадут под трибунал.
Она с видом полнейшего удовлетворения легла на бок и свернулась клубочком.
– Господи, женщина. Ты настоящее чудовище! У меня идея получше. Хочешь стать моим водителем?
– Шофером? – удивилась Виктория. – Прекрасно! По крайней мере буду работать, пока смогу уместиться за рулем. А мне позволят?
– Да, если я попрошу полковника. Думаю, это занятие полегче, если, разумеется, я вынесу твою манеру водить машину.
Он всегда жаловался, что она ездит чересчур быстро, а она в ответ называла его трусом.
Эдуар на это рассудительно указывал, что здесь Франция, а не Америка и у него пока нет причин совершать самоубийство. Вот и сейчас он согласился рискнуть жизнью ради бедного младенца.
Он засмеялся, но тут же нахмурился:
– Ты не шутишь, Виктория? В самом деле хочешь остаться? Тебе придется многое вынести.
Он знал, как она боится умереть в родах.– Хватит с нее одного несчастья. Здесь не место для беременной женщины, даже если роды пройдут без осложнений.
– Я хочу одного – быть с тобой, – шепнула Виктория. – И шагу отсюда не сделаю.
Что же, битва проиграна. Не стоило и затевать этот разговор. Остается лишь выяснить еще кое-что.
– Но ведь мы не женаты. Вынесешь ли ты людские кривотолки и общее пренебрежение?
– Мы женаты, дорогой. Только семьи у нас разные, – пошутила она.
– Ты совершенно аморальна, – вздохнул Эдуар, осыпая ее страстными поцелуями и чувствуя прилив такой всепоглощающей любви, какой никогда ни к кому не испытывал. – Но храбрости тебе не занимать.
И он снова взял ее, со всей страстью и нежностью. По крайней мере теперь нечего беспокоиться, что она вдруг забеременеет.
140 
