— Расскажи мне больше о менгах, — попросил Гхэ, прервав размышления Гана.
Старик показал на тянущуюся по берегу равнину:
— Ты видишь их родной край. Менги путешествуют и сражаются по большей части верхом. Живут они в шатрах из шкур или в небольших домах из дерева и камня.
— Та песня, что ты вспомнил… Что там о живых горах? Что это значит?
— На равнинах живут разные крупные животные. Менги охотятся на них, чтобы выжить.
— Какое животное так велико, чтобы назвать его живой горой?
Ган слегка улыбнулся.
— Эта книга была написана последователем традиций Шафранного зала. Авторы этого сорта склонны к гиперболам.
— Гиперболам?
— Преувеличениям.
— Но что именно они преувеличивают?
Ган пожал плечами:
— Это мы сами скоро увидим.
— Верно, — пробормотал Гхэ. — Я с нетерпением жду… — Он обвел рукой незнакомый пейзаж. — Я и не знал, как велик мир и как удивителен.
— Я вполне мог бы удовлетвориться значительно меньшим, — ответил Ган. — Моими комнатами и библиотекой.
— Чем скорее мы найдем Хизи, тем скорее ты сможешь туда вернуться, — напомнил ему Гхэ.
— Конечно, — прошептал старик, — конечно.
Ган попытался уснуть в самые жаркие часы после полудня, но сон бежал от него; когда же он начал погружаться в темную путаницу смутных мыслей и неотступных страхов, он услышал крик. В полусне звук напомнил ему звон колокола, и этот образ проскользнул за сонным воспоминанием в проснувшийся разум: Ган ярко представил себе тревожные колокольные удары, переполох в домах его клана, себя, растерянного шестнадцатилетнего юнца, суровых солдат, заполнивших двор родительского дворца, словно странной окраски муравьи, выражение ужасной растерянности на лице отца.
— Хизи! — вызванивал колокол, и от этого имени Ган окончательно проснулся. Крик, сопровождаемый теперь уже хорошо знакомым ритмичным скрипом постели, донесся из каюты Гхэ. Во рту у Гана пересохло, и он дрожащей рукой потянулся к кувшину с водой. Вода оказалась теплой, почти горячей, и не принесла старику ожидаемого облегчения. Он пожалел, что у него нет вина.
Ган уже второй раз слышал, как Гхэ в разгаре страсти выкрикивает имя Хизи, и его охватил озноб при мысли о том, что это могло бы значить. Старик заставил себя обдумать возможные варианты, потому что с Гхэ явно происходило что-то чрезвычайно важное, что-то, чего сам вампир не осознавал, — и это что-то совершала с ним Квен Шен. Ган мог представить себе последствия, но ему никак не удавалось понять причин.
Следствием же было то, что Гхэ становился глуп. Раньше при разговорах с ним — и как с Йэном, и как с Гхэ — Ган отмечал острый ум молодого человека. Несмотря на явное отсутствие настоящего образования, тот мог выражать свои мысли лучше многих аристократов и обсуждать темы, о которых знал лишь самое основное. Теперь же внезапно Гхэ оказался не в состоянии замечать совершенно очевидные вещи. Его память, казалось, ухудшалась на глазах, воспоминания стали еще более отрывочными.
Наиболее вероятным Гану казалось, что Квен Шен каким-то образом околдовала молодого человека. Это делало прежнее предположение самого Гхэ — теперь по глупости отброшенное — о связи Квен Шен со жрецами весьма правдоподобным. Ган видел, хотя и никогда не читал, запретные книги, хранящиеся в Храме Воды, книги по некромантии и водяной магии. Те ссылки на эти манускрипты, которые Ган находил в томах своей библиотеки, давали возможность предположить, что существовали способы обратить силу бога против него самого.
Старик помнил рассказ Гхэ о подземельях храма, о тех ужасных тайнах, которые тот там узнал. Многие сочли бы этот рассказ бредом обезумевшего чудовища, но у Гана были свои собственные подозрения насчет жрецов. Как Гхэ объяснял способность храма лишать Реку разума? Дело было в сходстве между храмом и Шеленгом. Целью бога-Реки было в конце концов вернуться к своему истоку, и жрецы обманули его, заставили часть его сознания поверить, будто это ему удалось, будто он замкнулся в кольцо.
Ган сел на постели, опустив подбородок на стиснутые кулаки. Что, если Квен Шен каким-то образом делала то же самое с Гхэ? Целью его существования было найти Хизи. Какими бы человеческими чувствами ни маскировалась эта цель, источником их был бог-Река. Что, если Квен Шен каким-то способом убедила часть сознания Гхэ, будто он уже нашел Хизи? Не стал ли Гхэ считать, что занимается любовью именно с ней?