77 
— Что ты имеешь в виду?
— Мама, не вопи, не падай в обморок. И не думай, что я шучу. Я собираюсь все это продать.
— Генри, что ты такое говоришь?
— То, что слышишь, мама. Я собираюсь продать Холл, парк, дома в деревне и все пахотные земли. Я не хочу быть землевладельцем, не хочу быть английским сельским помещиком. Богачом. И не вижу, почему из почтения к традиции, которую считаю глупой и вредной, я должен жертвовать жизнью ради этих ценностей, этих вещей. Твоя жизнь, мама, прошла здесь, и ты наслаждалась ею. По крайней мере, надеюсь, что так. Я не собираюсь следовать примеру деда, и отца, и Сэнди. И с какой стати? Я иной, чем они, и принадлежу к новому веку. Сэнди принадлежал к прошлому. Я — нет. Если поразмыслишь, то поймешь, поймешь, что нет ничего сверхобычного в том, что я говорю. Я не намерен оставаться здесь и становиться таким, как Сэнди, даже ради твоего удовольствия. А если уеду, то по-прежнему буду связан всем этим, пока это моя собственность и я за нее в ответе. Сбежать, оставить все на тебя, чтобы все шло как всегда, сохранить этот дом, эту бесполезную землю, деньги, которые все это стоит, в виде мавзолея Маршалсонов, будет не только легкомысленно, но и смерти подобно. Я не хотел этого, не хотел наследовать поместье, я не выбирал себе такой судьбы, но раз уж это случилось, должен избавиться от него, должен решиться. Пожалуйста, не обвиняй меня в жестокости или в том, что я делаю это из-за какой-то смешной зависимости от Сэнди, или… я никогда в жизни не был более серьезен, более убежден в необходимости действовать так, а не иначе. Мама, с этим нужно покончить, с подобным образом жизни нужно покончить. Когда есть бедняки и бездомные, я не могу просто сидеть на всей этой собственности и деньгах. Я намерен все распродать, а деньги пожертвовать. Не могу я жить так, как ты живешь. О растениях и деревьях ты заботишься больше, чем о людях. Прости, знаю, что для тебя это потрясение. Но в недолгом времени ты увидишь, что я прав, или поймешь…
Судя по ее виду, не сказать было, что Герда сейчас завопит или упадет в обморок. Слезы у нее высохли. Она сидела, повернувшись к нему. Широкие ноздри раздувались, крупное лицо побагровело, воротник поношенного макинтоша поднят — она выглядела неожиданно сильной и жесткой, как мужчина.
— Генри, — выговорила она, — этого не произойдет.
— Уже произошло. Все распланировано. Я привлек Мерримена…
— Мерримена?
— Да. Извини, пришлось попросить его держать все в тайне. Поместье целиком будет выставлено на продажу, возможно, в ближайшие недели. Разумеется, я позабочусь о тебе. Перестрою два коттеджа в Диммерстоуне в один небольшой дом, там будет очень мило и вполне приличный сад есть. Беллами я подарю его коттедж, а остальные продам. В Диммерстоуне тебе будет удобно, и от жилой застройки в стороне…
— Жилой застройки?
— Да. Я хочу отдать дальнюю часть парковой зоны со стороны Лэкслиндена совету сельского округа на условии, что они построят образцовый поселок с муниципальным жильем; больше того, Джайлс Гослинг уже представил великолепный проект: все дома будут облицованы местным камнем…
— Слышать об этом не желаю, — сказала Герда.
— Не хочется, чтоб эти места изгадили…
Герда, тяжело дыша, но сдерживая себя, опустила глаза на сапоги и стала отковыривать пальцем подсохшую грязь.
— А что та женщина… твоя… подружка Сэнди… думает на этот счет?
— О, ей это нравится, — ответил Генри, — Она ненавидит богачей! Она коммунистка! — Он снова засмеялся как ненормальный, — Господи, я чувствую такое облегчение оттого, что рассказал тебе! Не думай, что это было легко, мама… это было настоящее испытание и задача не из простых. Прости, что думаю о себе… о своей совести и своем будущем… Не мог пойти на компромисс. Просто не мог. Пожалуйста, скажи, что ты немного понимаешь меня, не считаешь… что это сумасшествие… не знаю… месть… или… Ты привыкнешь и увидишь, что так будет лучше всего. В конце концов, в свое время ты поступала по-своему… теперь мой черед. Пожалуйста, скажи, что не сердишься.
— Месть, — задумчиво проговорила Герда, продолжая заниматься сапогами. Потом сказала: — О, могу понять, что это было нелегко…
В этот момент появился Люций, одолевший ступени террасы. Нарочито отдуваясь, положил палку на балюстраду.
— Уф, какой крутой подъем! Я уже не так молод. Доброе утро, Генри! Боюсь, я снова опоздал к завтраку. О-о, дорогая, сколько ты нарвала прелестных цветов…
77 
