78 
Почуяв, что происходит что-то неладное, Люций замолчал.
— Генри собирается продавать имение, — сказала Герда. — Холл. Все подряд.
Люций откинул голову, неторопливо расстегнул пальто, потом пиджак, потом верхнюю пуговичку рубашки. Ослабил шелковый шарф на шее. Снял шляпу и тщательно провел пальцами по седой гриве, откидывая ее назад.
— Ты слышал? — не выдержала Герда.
— Да, дорогая.
— Не похоже, что ты очень удивился. Или он рассказал тебе?
— Нет-нет, не рассказывал. Но… ну… в наше время… надо ожидать перемен…
— Рад, что ты так быстро поняла, что я действительно намерен это сделать, — не обращая внимания на Люция, сказал Генри Герде, — Пожалуйста, не думай, что мной руководит злоба, вовсе нет. Просто мне нужно выжить… и, конечно, я приложу все усилия…
— Мне придется жить в коттедже в Диммерстоуне, — сказала Герда Люцию. — Полагаю, тебя он не принимал в расчет.
— Я, наверное, смогу жить у Одри. Подыщу какую-нибудь нетрудную работенку… не будем делать из этого трагедию.
— Видишь, не такой уж он слабый и несчастный, как тебе представляется, — сказал Генри. — Мы все уладим.
— Ты сказала, что я слабый и несчастный?
— Он спросил, был ли ты моим любовником, — ответила Герда, — Ну я и сказала что-то вроде этого.
— Что ж, полагаю, я мог бы быть твоим любовником, мне это не кажется маловероятным…
— А Роде куда деваться?
— Отправлю ее на пенсию.
— О Беллами можно не волноваться. Джон Форбс ухватится за него или миссис Фонтенэй.
— Рад, что вы оба настолько благородны…
— Когда ты женишься?
— О, неужели ты женишься на Колетте Форбс?
— Нет, я не женюсь на Колетте Форбс.
— Он женится на проститутке по имени… Как там ее зовут?
— Стефани Уайтхаус.
— Она была любовницей Сэнди. Он прятал ее в квартирке в Лондоне.
— Неужели? Каких только неожиданных вещей не узнаешь о людях. Никогда бы не подумал…
— Я не знаю, когда произойдет женитьба. Скоро.
— Какой причудник, однако, был старина Сэнди…
— Пойду прилягу, — сказала Герда.
Она резко встала и скрылась в гостиной.
— И долго Сэнди?.. — начал было Люций.
Но Генри уже и след простыл. Он развернулся на каблуках и ринулся вниз по ступенькам, перепрыгнув первый пролет, как горный козел, и исчез в направлении озера.
Люций постоял немного, опираясь о балюстраду и прижимая руку к сердцу. Потом заметил, что Генри, круто разворачиваясь, выдрал большой клок пушистого желтого мха из щели между каменными плитами. Носком ботинка Люций подвинул его на место и придавил подошвой. Итак, бедатаки пришла, и настолько бесповоротно, как он не ждал. По крайней мере, он встретил известие достойно и не стал при Генри рвать на себе волосы. Если бы тот предложил небольшое содержание, унизился бы он настолько, чтобы принять его? Увы, сомневаться почти не приходилось. Но Генри не предложил. Генри явно считал, что он был всего лишь бременем для Герды. Возможно, сама Герда так сказала Генри. Особую боль причиняли презрительные слова Герды, отчаяние от ее немыслимого поражения, бессильная ярость на Генри. Итак, оказалось, что Герда может потерпеть поражение, а мир — измениться; и что теперь станется с ним? Рекс никогда не позволит ему жить у Одри. Люций наклонился и поднял оставленную Гердой корзинку. Больше всего его потряс и наполнил каким-то детским ужасом вид павшей духом, раздавленной Герды. Он отправился в гостиную.
Герда сидела у окна, напряженно выпрямившись и неподвижно глядя перед собой. Люцию на секунду показалось, что на нее столбняк нашел.
— Ты в порядке, дорогая?
— Конечно. Закрой окно, здесь ужасный сквозняк.
— Так, значит, я слабый и жалкий. Что ж, допускаю. Ты сказала Генри, что я живу за твой счет?
— Не помню. Вероятно. Он вывел меня из себя предположением, что ты мой любовник.
— Не понимаю, почему это так тебя задело.
— Это неважно… Слушай…
— Для меня важно. Возможно, настала пора нам расстаться!
— Ах, да не будь таким капризным, Люций.
— Думаю, ты очень храбро приняла это… и я тоже.
— Ничего я не приняла, — ответила Герда.
— Полагаешь, он это не всерьез?
— О нет, всерьез. На него повлияла та женщина. Но этого не случится. Мы это предотвратим.
Дорогой Катон, сожалею, что ты не остался. Сожалею, что читал тебе нотации, я был во всем не прав. Что до мальчишки, то это было просто предчувствие. Возможно, закусить удила и позволить себе любить его — это способ спасти его. Кто знает? Уж точно не я. Почему бы не привести его сюда? Я даже мог бы приютить вас обоих, если необходимо. В любом случае, пожалуйста, возвращайся и ради всего святого не воспринимай меня как дознавателя инквизиции! Я должен был доложить о тебе в высшие инстанции, но никого это не взволновало, ты знаешь, как они ко всему относятся. Твои штучки, похоже, пока проигнорировали, так что нет необходимости немедленно принимать какое-то решение или основания полагать, что своим бегством ты фактически подвел черту. Не так-то просто, дорогой мой, высвободиться из этой сети, и, конечно, я не имею в виду старый дурацкий орден или даже, sub specie temporis[47], одиозную старую церковь. Рыба плавает в море, птицы летают в небе, и как ни мечись, не избежишь любви Господней. Хочется сказать: именно о священстве не беспокойся. То есть ты можешь отказаться от него и не потерять веры. Хотя, с другой стороны, мне также хочется сказать: для тебя быть в Боге — значит быть священником. Если я когда и встречал настоящего священника, то это ты. И, пусть это покажется тебе пустяком, ты дал торжественную клятву. Не отвергай давшего ее, будь верен самому себе хотя бы еще недолго, подожди, пока не пройдешь через это. Крепость духа вернется, как и познание, и видение, и радость. Яне преуменьшаю твоего «духовного кризиса». Мы — люди духовного призвания, мы должны испытывать эти кризисы, больше того, испытывать их — неотъемлемая часть нашей миссии. Мы должны в душе претерпевать за Господа, непрестанно пребывая в напряжении. Конечно, нам не по силам всецело быть в истине, при различии между человеком и Богом разве это возможно? Наша истина в лучшем случае — смутное отражение подлинной, и все же мы никогда не должны прекращать попыток познать ее. Тебе все это известно, Катон. Яне говорю, что не следует «бороться», но следует делать это, оставаясь внутри церкви, в непосредственной близости к тому, в чем ты когда-то был так уверен. Ты сказал: «Христос ворвался в мою жизнь». Что бы ни произошло тогда, все-таки что-то произошло. Это не было просто «ошибкой». Держись и прими перемену с искренней верой и надеждой на благодать. Не беги, не скрывайся, пребывай при своем откровении и будь верен ему, когда оно обновится. Ибо это и произойдет, если только будешь терпелив. Есть мистическая жизнь церкви, которой мы должны подчиняться, даже пребывая в сомнениях. Не смущай свой разум образами и идеями, которые, ты знаешь, могут быть лишь слабыми отблесками Божества. Останься. Жди. От Бога не сбежишь. А тем временем пусть обязанности священника будут тебе опорой. Служи мессу, даже если кажется, что это действительно «фокус-покус»! И возвращайся ко мне.
78 
