Последние отзывы

  117  

Однако как прежде уже не будет. Несколькими месяцами ранее в Гарбадейле он проиграл в споре о продаже акций. Теперь семейной фирмой уже на двадцать пять процентов владела крупная американская корпорация программного обеспечения «Спрейнт»; если когда-то он, в силу причастности к семейному бизнесу, старался проявлять верность и преданность фирме, то теперь его решимость убывала капля за каплей. А в последнее время эта капель превратилась в поток.

Как быстро развеялись все принципы. А значит, они и прежде удручающе мало значили. Он все еще числился на службе, хотя теперь в основном делал вид, что работает, и не вникал в суть, но от этого было не легче. Наоборот, когда до него дошло, что на работу можно поплевывать, он горько пожалел о растраченных впустую годах, которые отдал этому бизнесу, видя в нем свое призвание. Что там говорить о его положении в фирме и о личных качествах, если все эти годы его должность вполне мог бы занимать любой ловкий проходимец? Был ли смысл выкладываться?

Ему поручили самостоятельное направление и сделали начальником отдела развития производства, что повлекло за собой рост оклада, увеличение количества акций, новые виды на будущие прибыли и более весомое право голоса в управлении фирмой — отчасти, как он подозревал, в качестве компенсации за то, что в битве со «Спрейнтом» он оказался в стане побежденных, — но даже это выглядело утешительной подачкой, признанием несуществующих заслуг.

В глубине души он сознавал, что его уход из фирмы — лишь вопрос времени. Он даже набирал на компьютере черновики заявления об отставке, но всякий раз стирал текст без сохранения на диске. Надеялся, что его и так уволят. От старушки Уин этого можно было ожидать в любой момент. Приближался двухтысячный год, но настроение у него было далеко не праздничное.

— За что? — эхом повторила Уин, широко раскрыв глаза. — За демонстративный отказ поддержать тост, за иезуитскую реплику о том, что тебе вино не лезет в горло. За твое поведение во время ужина. Собственно говоря, за твое поведение в течение всего уик-энда и вообще в последнее время. По-моему, за это следует извиниться. Если у тебя иное мнение, будь любезен его озвучить.

В такие моменты, подумал Олбан, ей никто бы не дал ее семидесяти пяти. Она сбрасывала лет десять, а то и двадцать. Злость и возмущение молодили ее, заряжали энергией. В последние годы он научился противостоять ее давлению: просто уходил в себя и смотрел на нее с максимальной объективностью, сквозь идеальный макияж и дорогой деловой костюм (слегка старомодный, в стиле восьмидесятых годов, даже если подходить, как он, критически, — в духе некогда популярного сериала «Даллас»). Он видел обвисшую, цыплячью кожу шеи, сморщенные ручки и запястья, припухлости под глазами (между прочим, к его досаде, смешанной с восхищением, все родственники, посвященные в такие дела, сходились во мнении, что Уин никогда не прибегала к пластической хирургии). А на тыльной стороне ладоней она, похоже, замазывала дефекты тональным кремом. Не иначе как скрывала старческие пигментные пятна.

Неужели он и вправду безобразно себя вел во время этой торговой выставки? Олбан так не думал; с его точки зрения, он, наоборот, источал любезность, даже за ужином, вплоть до того момента, когда дезертировал после ее странно беспощадного тоста. Он смог припомнить одну-единственную колкость, да и то завуалированную, которую позволил себе ранее: мол, из высших соображений политкорректности, предпочтительнее всего были бы местные вина урожаев постапартеидного периода. Он даже не стал облекать это в форму критического замечания или рекомендации — просто высказал некое предварительное наблюдение, в основном с целью посмотреть, как отреагируют собравшиеся «спрейнтократы», и таким образом прозондировать их политические взгляды (предсказуемо правые, как свидетельствовал их недоуменный и даже глуповатый вид).

С другой стороны, если кто-то и был в состоянии заметить камень за пазухой у одного из членов семьи и/ или у сотрудника семейной фирмы, так это только Уин. Ему было мучительно сознавать, что эта ее способность проявилась еще в Лидкомбе, когда он и Софи украдкой переглядывались за общим столом, считая — как оказалось, по глупости, — что бабушка пребывает в таком же неведении, как Джеймс и Клара, то есть ни сном ни духом не догадывается, что происходит у нее под носом. Тогда они горько ошибались и, вне всякого сомнения, расплачивались за это по сей день. Видимо, он недостаточно умело скрывал свое отношение к бизнесу, и Уин, как настоящая хищница, сразу почуяла слабину в стаде. Выследила самого хилого бычка, чтобы его свалить.

  117