Все может быть. Наверное, подумал он, не следовало ездить в Национальный парк Крюгера до окончания торговой ярмарки.
Как бы то ни было, эта вкрадчивая старая ведьма ждала либо извинений, либо оправданий. Пришлось пойти у нее на поводу.
Он постарался держаться и говорить как можно разумнее.
— Должен сказать, что тост «За торговлю и благотворительность, но не за благотворительность в торговле» был неуместен, — сказал он, сделав глоток апельсинового сока.
— Я этого не говорила.
— Думаю, если вспомнить, то обнаружится, что ты в точности это и сказала.
— Я сказала: «За торговлю и благотворительность, а не только за благотворительность в торговле».
— Насколько мне помнится, Уин, ты сказала не так.
Он приподнял хромированный купол, под которым открылся дымящийся ассортимент блюд для завтрака, подогреваемых миниатюрными горелками. Над столом поплыл слегка сернистый запах не полностью сгоревшего топлива. Олбан поставил хромированное полушарие на пол.
— Положить тебе?
— Ты мне зубы не заговаривай, — сказала Уин. — Дело не в какой-то одной реплике, дело в твоем отношении. Ты держался нелюбезно, даже грубо. Весь вечер позволял себе антиамериканские выпады.
— Ничего подобного. Мне нравится Америка. Головокружительная страна, — сказал Олбан, неторопливо исследовал предлагаемое разнообразие блюд и положил себе пару толстых ломтиков бекона. На самом деле у него не было аппетита, но приходилось создавать видимость. — Кроме того, мне довольно симпатичны американцы, — продолжил он и добавил к бекону грибов и омлета. — А если они проголосуют за интеллигентного мистера Гора, я буду и дальше им симпатизировать, по крайней мере какое-то время. — Он обвел рукой горячие кушанья. — Не соблазнишься?
Глядя на него безо всякого выражения, Уин выдержала паузу, прежде чем сказать:
— Знаешь, Олбан, на самом деле ты далеко не так остроумен, как тебе кажется.
— Я и не пытаюсь острить, Уин, — сказал он, кивнув в сторону подноса. — Серьезно. Положить тебе что-нибудь? А то, честно говоря, у меня в тарелке все остывает.
— Бекон, котлету, почки, — перечислила Уин и добавила: — Пожалуйста.
Олбан повиновался, придержав язык, чтобы ненароком не принести извинения за отсутствие бараньих глаз и обезьяньих яичек.
Уин без энтузиазма посмотрела на свою тарелку.
— Выглядит уныло, — сказала она. — Надо бы добавить помидоров.
— Оформление — немаловажная вещь, — согласился он, выполняя просьбу.
— Ты меня беспокоишь, Олбан, — сказала Уин, в молчании съев несколько кусочков.
— Правда, Уин?
— Ты меня всегда беспокоил. А сейчас особенно.
— Что же тебя беспокоит?
— Олбан, я не могу открыть тебе всего, что меня угнетает. — Он решил, что ее потянуло на патетику. — Но поверь, у меня сердце не на месте.
— Верю.
— Ты всегда отдаешь себе отчет в своих действиях?
Олбан откинулся на спинку стула. Ну и вопросик, подумал он.
— Ты имеешь в виду — лучше других?
Уин пропустила это мимо ушей.
— Да или нет?
Он подумал, не ответить ли в лоб. К чему этот допрос? Много ли найдется людей, которые честно ответят «да»?
— Уин. — Он положил нож и вилку. — Что ты хочешь услышать?
— В данный момент хочу услышать ответ на свой вопрос.
— Тогда я отвечаю «да». Да, я всегда знаю, что делаю. А ты?
— Речь не обо мне, Олбан.
— Мне кажется, речь идет о твоем отношении ко мне, Уин.
— А мне кажется, речь идет о твоем отношении к работе, к фирме, к семье и собственной жизни.
— Это значительное обобщение.
— Ты когда-нибудь задумывался о своих действиях?
— Уин, что за вопрос? — запротестовал он. — Я же сказал — да. По-моему, я всегда знаю, что делаю. Можно сказать, со школьной скамьи — с тех пор, как засел за учебу, чтобы сдать экзамены. В универе я осознанно выбрал специализацию, а затем стал работать в фирме. По-моему, у меня получалось неплохо. Да и сейчас вроде бы работаю с толком.
— Никогда не предполагала, что ты придешь в фирму, — призналась Уин.
Закончив завтрак, она положила нож и вилку. Неуловимым образом она успела съесть все, что у нее было в тарелке, — кроме помидоров.
— Тем не менее я это сделал, — сказал он.
— Кто бы мог подумать, что ты поступишь на экономический? А когда ты приступил к учебе, мне казалось, ты вот-вот завалишь все курсы и переключишься на что-нибудь более близкое к искусству.