— И этим вы зарабатываете на жизнь?
— Не этой конкретной областью, это так, для развлечения.
— Боже милостивый.
— Можно? — Верушка предлагает подлить Кларе красного вина.
— Да, спасибо.
— Еще осталось? — спрашивает Грэм и протягивает свой бокал.
Верушка передает ему бутылку.
— Софи — ваша дочь, правильно я понимаю? — спрашивает она у Клары.
— Да, и она, как нам сказали, прибывает завтра.
— Они с Олбаном… У них… Они когда-то были друг к другу неравнодушны?
— Да. Вернее, им так казалось. Они, конечно, были слишком молоды. К тому же они двоюродные брат и сестра, а при таком близком родстве заводить потомство крайне нежелательно. После утраты Джеймса я занялась разведением лабрадоров — продолжила дело своей матери — и знаю, чем чреваты близкородственные вязки.
— Вы полагаете, у них могла случиться вязка? — говорит Верушка, зажимает рот ладонью и делает большие глаза, всем своим видом показывая, как она шокирована.
— Дорогая моя, — говорит Клара, похлопывая Верушку выше локтя, — это давняя история, с тех пор много воды утекло. К тому же мне претит эта тема. Не вижу смысла ворошить прошлое.
— Понимаю, — улыбается Верушка. — Что ж, я уезжаю завтра на рассвете и, вероятно, не увижу Софи, но вы, должно быть, с нетерпением ждете встречи.
— О да, — степенно кивает Клара. Ей чуть больше шестидесяти, лицо у нее изрезано глубокими морщинами, а рыжие волосы так поредели, что сквозь них просвечивает кожа. — Хотя в каком-то смысле я очень давно перестала ее понимать.
Верушка не знает, как реагировать, но потом наклоняется поближе к старшей женщине, мягко пожимая ей локоток, и говорит:
— Я уверена, что она ждет не дождется, когда вас увидит.
— Будем надеяться.
После ужина, когда Олбан стоял в гостиной, предоставленный самому себе — ВГ оживленно беседовала с Кеннардом, Гайдном и Чеем, — к нему подошла тетя Лорен:
— Олбан?
Он стоял между портьер, закрывающих высокое окно, и вглядывался в даль, где под лунным светом серебрилась нитка водопада. Прогноз погоды был неутешительным, но вечер выдался ясным, хотя с запада — ему было хорошо видно — уже ползла тень черной тучи. Он задернул портьеры.
— Лорен. Привет.
— Ты не мог бы подойти к Уин для разговора?
Уин расположилась у камина в углу гостиной.
— Разве я смею ослушаться? — вздохнул он.
Олбан последовал за Лорен, пододвинул стул к креслу, в котором восседала Уин, и сел рядом. Лорен отправилась занимать болтовней прибывших гостей. По другую сторону камина в таком же кресле со спинкой в виде крыльев сидела тетя Линда — воплощение красно-розовой тучности, — которая всегда напоминала Олбану королеву-мать, хотя та предпочитала джин, а Линда — бренди. По всей видимости, она дремала.
— А, Олбан. — Уин протянула ему почти пустой бокал для виски. — Сделай милость, наполни мой бокал. Ублажи старуху.
— Конечно, Уин.
Быстро вернувшись, Олбан поднес ей бокал.
— Ай-ай-ай, Олбан, — она покачала головой, — никак ты решил меня подпоить?
Он протянул руку к бокалу:
— Давай отопью, если тебе слишком много.
Уин фыркнула и пригубила виски.
— Похоже, воды маловато. Тебе не трудно?..
— У меня как раз есть, — сказал он, протягивая ей свой стакан. Сам он уже перешел на воду.
— Весьма кстати. Хорошо. Если ты… Достаточно.
Когда вкус виски наконец-то ее удовлетворил, когда она убедилась, что трость у нее под рукой, что в камин по ее настоянию подброшено полено, а из рук тети Линды убрана большая шарообразная рюмка с бренди, которая грозила упасть и разбиться об огнеупорные изразцы перед камином, Уин наконец сочла, что готова к беседе.
— Твоя спутница производит исключительно приятное впечатление, — начала она.
— Вообще-то она на пару лет старше меня, — ответил Олбан.
— Правда? Ну что ж, полагаю, с возрастом вкусы меняются.
— А ты как поживаешь, Уин? Недуги и болячки не мучают? Что-то я давно не получал отчета.
— Право же, Олбан. Какой тебе интерес выслушивать старухины сетования?
Одними губами Олбан изобразил улыбку.
— Жаль расставаться со старым домом?
Он посмотрел в дальний конец гостиной, охватив взглядом почти всю семью, поглощенную разговорами и напитками.
— Буду тосковать, — сказала она. — Ругаю себя, что мы не похоронили Берта где-нибудь в другом месте.