ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  107  

Воды Стикса — вот что досталось ему, вот что заменило ему серебристый ручей. Больше ничего.

Сестрицы-наяды с плачем пряди волос поднесли в дар памятный брату. Плакали нимфы дерев — и плачущим вторила Эхо. Эхо — или же призрак Эхо, или же эхо Эхо — вторила его последним словам: Прости, прости. Увы мне, увы мне, увы мне. Не было тела нигде. Но вместо тела шафранный ими найден был цветок с белоснежными вкруг лепестками.

Нам дают понять, что распад — угасание, усыхание — юноши нежного свершился в течение одного дня и одной ночи. В этом он отличался от его детей, детей Золотого века.

* * *

Сильвия сказала, что заскочит показать им свою новую форму. Свою новую форму — форму феминистки. И Кит подготовился к неожиданности, ибо такова уж была Сильвия. В кухне она апатичным взмахом сняла свое шерстяное пальто (стояло 15 мая 2003 года) и апатичным тоном произнесла:

— Это же смех один. — На ней были белая мини-юбка с намалеванным красным крестом святого Георгия, блузка без рукавов с надписью «шлюха», напечатанной поперек груди, плюс несколько ювелирных изделий (съемных) в пупке, в нижней губе и в обеих ноздрях. — Дольше шести месяцев это не продержится. Но вообще это просто смех один.

— Надеюсь, это смывается.

— Ну что ты, мам, конечно смывается. Ты что, думаешь, я так и буду ходить в девяносто лет — все бедра в змейках? У нас сегодня вылазка по стрип-клубам. С сестрами. Мы все так раскрасились. Надеюсь, ты мной гордишься.

Перед тем как уйти, она задала Киту один вопрос — о том, как он узнал про птичек и пчелок.

— Э, мало-помалу. И в разных версиях. Маленький засранец в школе, который меня до смерти напугал. Потом Николас. Потом урок биологии. Пока мы анатомировали червя.

— А знаешь, как я получила сексуальное образование? Как его получили Нат с Гасом? Как его получат Изабель с Хлоей? Мы — порнюки.

— Нельзя ли как-нибуль облагородить «порнюков», Сильвия?.. Как насчет «порноиков»?

— Ладно. Порноики. Да, это неплохо. Скорее похоже на «параноиков». А когда у тебя новый парень, так оно и бывает. Превращаешься в параноика, когда думаешь, до какой степени порноиком окажется он. Знаешь, пап, мы — пауки мировой паутины. Все, что мы знаем, пришло к нам из безграничной пошлости. Ему лучше, мам, тебе не кажется? Папе немножко получше.

Когда-то он ими восхищался, но теперь Кит не знал, как он относится к паукам. Пауки едят мух; а мухи едят дерьмо. И если ты — хоть в каком-нибудь смысле — то, что ты ешь, если ты — то, что ты потребляешь каждый день, тогда кто такие пауки?

И все-таки пауки — живые, а мухи — нет, непонятно почему. Кит по-прежнему считал, что убить муху — акт творческий, потому что муха — пятнышко смерти. Маленький череп и кости, маленький веселый роджер. Вооруженный участник движения за выживание с лицом-противогазом — хотя, пожалуй, не тут, в Лондоне, в двадцать первом веке. Пока имелся лишь один пример — когда муха зарычала на него, сидя на пятачке птичьего дерьма на садовой дорожке, и пустила в ход свои присоски, и встала на защиту своих прав, и просто взяла и зарычала на него через пелену дождя.


Сильвия ушла. Супруги покормили своих маленьких дочерей, и Кит, в порядке продолжения своего эксперимента из серии «фифтифифти», помог соорудить скромный ужин: салат, спагетти болоньезе, красное вино.

— Я не хочу больше говорить о себе, — сказал он. О своем я — два слова. — Это ведь хороший признак, правда? И физически так тоже проще.

— В каком смысле?

Пожалуй, это можно выразить так. Два месяца назад, Палк, пробуждение и подъем — это был русский роман. Месяц назад это был американский роман. Теперь же это всего лишь английский роман. Английский роман года примерно 1970-го — тот, где речь идет об успехах и неудачах буржуазии, причем всегда не больше, чем на двухстах двадцати пяти страницах.

— Это прогресс. И красота возвращается. Благодаря тебе. Как всегда.

* * *

Секс как предмет — это уже плохо, а «я» тоже весьма напоминает обжорство. Это I, io, уо, je, Ich. Ich — термин, которым Фрейд предпочитал обозначать «эго», «я». Секс — это уже плохо (но кто-то же должен этим заниматься); а есть ведь еще и Ich. И как это произносится — Ich, твое Ich?

КНИГА ШЕСТАЯ

Билет на повтор

1. Элизабет Беннет в постели

«Мы съедим легкий завтрак и пойдем ко мне в комнату. Устроим себе праздник на весь день. Или ты лучше занялся бы своей пробной рецензией?.. Знаешь, я очень редкое существо. Мы — существа ужасно редкие».

  107