ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  106  

Ага, подумал он. Ага, так держать, Глория. Если хочешь, чтобы он был большим, просто скажи, что он большой.

— Полностью исчезнет. Гляди. В зеркало… Еще? Еще? Вот так. Я скоро начну убыстряться. Так, слушай внимательно.

Он слушал внимательно — а она его инструктировала. Об этом он тоже никогда прежде не слышал (впоследствии он охарактеризует это как «зловещий изыск»).

— Ты уверена? — спросил он.

— Конечно уверена. Так. Сейчас я начну убыстряться. Говорить больше не буду. Зато буду довольно сильно шуметь. А после, Кит, мы съедим легкий завтрак и пойдем ко мне в комнату. Договорились? Тогда ты наконец сможешь пощупать мои груди. И поцеловать меня в губы. И подержать меня за руку… Устроим себе праздник на весь день. Или ты лучше занялся бы своей пробной рецензией?

Пятый антракт

Они были детьми Золотого века (1948?—1973), в других краях известного как Il Miracolo Economico, La Trente Glorieuses, Der Wirtschaftswunder[83]. Золотой век, которому не было равных.

Что касается звукового фона, на протяжении этого периода таковым была музыка прогресса. Музыка того рода, что можно, например, было услышать в «Молодых» Клиффа Ричарда. Мы не о песнях. Мы имеем в виду ту длинную сцену, где — то под топ-топ, то под тук-тук — молодые превращают развалившееся здание в процветающий центр общественного досуга — молодежный клуб, для молодых.

Во время Золотого века этот фон — музыку прогресса — слышали почти все. Первый телефон, первая машина, первый дом, первый летний отпуск, первый телевизор — все под музыку прогресса. Затем, в 1966-м, — пришествие полового акта и полное господство детей Золотого века.

Нынче в странах Первого мира «поседение земного шара», как выражаются демографы, «будет составлять наиболее значительный популяционный сдвиг в истории». Золотой век превратился в Серебряный шторм, толпа «шестидесятников» превратилась в толпу шестидесятых, а молодые стали теперь старыми.

— За одним-единственным исключением, — сказал он жене. — Клифф Ричард. Он по-прежнему молодой.

* * *

— Когда-то у меня был костюм Адама, — продолжал он. — Но с ним что-то случилось. Он больше не подходит. И весь износился. Можно было бы, наверное, отнести его в «Дживс». Однако такому место в невидимой починке.

— Сходи еще раз к врачу, — предложила она. — Сходи к тому, который тебе понравился, в Сент-Мэри.

— Прекрасно. Из «Клаб-Меда» — в «Клаб-мед».

Первый «Клаб-Мед», или «Средиземноморский клуб», был названием сети приятных курортов, предназначавшихся тем, кому от восемнадцати до тридцати. Второй «Клаб-мед», или «Мед-клуб», был названием кафетерия при больнице Сент-Мэри. Во втором «Клаб-меде» ограничений на возраст не было, хотя он, казалось, и вправду обслуживал более зрелых клиентов.

— Я тебе не говорил, — вспомнил он. — Когда я ходил в последний раз, этот чувак сказал, что у меня, возможно, СХУ. Синдром хронической усталости. Этот самый, миальгический энцефало… энцефаломиелит. Или МЭ. Вирус в мозжечке. Но оказалось, у меня его нет. Короче. Знаешь, Палк, по-моему, мне лучше становится. — Он давно не называл ее так (уменьшительное от Палкритьюд). — Это было просто что-то психологическое.

— С чего ты это взял?

— Не знаю. Тьфу-тьфу. Но впечатление действительно угнетающее. Из поколения «мое эго» — в поколение МЭ. Из «Клаб-Меда» — в «Клаб-мед». Прекрасно.

* * *

Мы подходим к пункту четвертому революционного манифеста — да, к тому самому, что причинил больше всего расстройства.

…Говорят, в семнадцатом веке существовало «отстранение чувственности». Поэты не могли более одновременно думать и чувствовать. Шекспир мог, метафизики могли — они могли писать о чувствах и сексе с умом. Но это ушло. Поэты более не способны одновременно думать и чувствовать естественным образом. Мы хотим сказать лишь одно: пока дети Золотого века становились мужчинами и женщинами, произошло нечто аналогичное. Чувства уже были отделены от мыслей. А потом чувства были отделены от секса.

Таким образом, выяснилось, что положение чувств (в очередной раз) сместилось. Именно это едва ли не доконало его, а также множество тысяч — возможно, даже десятки миллионов — других.

* * *

Юноша нежный долго лежал, к траве головою приникнув усталой. И конец наступил — смерть закрыла глаза, что владыки красой любовались.

Даже и после — уже в обиталище принят Аида — В воды он Стикса смотрел на себя.


  106