99 
Последовало долгое молчание. Потом ее торс, жесткий и пугающий, разом поднялся, и Кит обнаружил, что сжимает веки в свете электрической лампы.
— Я чего не сплю? Я чего не сплю? — повторила она. — Ты хочешь сказать, после того, как меня накачали наркотиками?
Меня здесь нет, подумал он. Меня здесь нет, и кроме того, это вообще не я.
— Господи. Это все равно что стакан бария выпить. Я решила, что у меня, наверное, овуляция. Сообразила, в чем дело, только когда вернулась сюда и у меня началась отрыжка.
Отрыжка? Видишь ли, Лили, я, честно говоря, довольно сильно разочарован тем, как все сложилось сегодня вечером. Да-да, разочарован. У меня были другие идеи — другие планы и надежды.
— От азиума бывает вонючая отрыжка, — продолжала она.
Вонючая отрыжка? У тебя, Лили, случайно нет такого ощущения, будто кое-что слегка не оправдало ожиданий? Согласен, это если взглянуть с моей точки зрения. Позволь мне объяснить. В этот момент я должен быть в позиции «морской узел» с твоей подругой Шехерезадой, в спальне за апартаментами; где-то в этот момент я должен отирать рот о шелковистое бедро, прежде чем приняться за вторую пинту ее телесных выделений. А вместо этого? Вместо этого я оказался в мире придирок — бьющих в цель придирок, овуляции, вонючих отрыжек.
— Погоди. — Его глаза постепенно раскрылись. — Я перепутал бокалы — вот и все. Твой предназначался для меня.
— Тебе-то зачем транквилизаторы понадобились? Дилькаш? Нет, — сказала она. — Врешь ты все. У тебя было назначено какое-то сексуальное свидание с Шехерезадой — что, разве нет? А ты обосрал Бога и все прощелкал.
Так продолжалось до половины четвертого. Версию Кита, по сути, нельзя было опровергнуть (так он, по крайней мере, считал тогда), и он решил от нее не отступать. Так продолжалось до половины четвертого. Потом Лили погасила свет и оставила его предаваться своим мыслям.
* * *
Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Кит Ниринг обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое. Его комната, настоящая, разве что слишком маленькая, но обычная комната, мирно покоилась в своих четырех хорошо знакомых стенах[76]; глаза же у него были человеческие. Дело, однако ж, обстояло именно так — он стал огромным насекомым с человеческими глазами.
4. Torquere — «перекореживать»
«Давай скорее, кончай начинать». Воздух вокруг него подрагивал и вибрировал — каждой волны по объему хватило бы, чтобы заполнить телефонную будку, — воздух вокруг него звенел и гудел, но ему надо было войти в кухню. В кухню ему надо было войти, потому что ему надо было выпить кофе. А кофе ему надо было выпить, чтобы подпитаться никотином, по которому рыдал его зловонный рот…
При его приближении три девушки не стали ни кричать в голос, ни забираться с ногами на стулья, ни пробиваться, как младшая мисс Замза, к широкому окну, чтобы глотнуть полной грудью пригодного для дыхания воздуха. Оставшись сидеть на своих местах, они уставились на него. «Кончай скорее». Лили смотрела на него с какой-то бесконечной усталостью, Глория — с презрением, что предназначается раздавленному врагу, а от пустого взгляда Шехерезады Кит почувствовал себя невидимым — морально невидимым, как, говорят, индусам высших каст невидимы нищета и убожество. «Давай кончай».
Потея и ругаясь, дрожа, плача и куря, он сидел на западной террасе, на двухместном диванчике, в компании профессора Медоубрука и «Антиномианизма», Ноттингема и Сардинии с Гвадалахарой, Д.-Г. Лоуренса с Фридой фон Рихтхофен. Если ужасная теория правильна и внешность зависит от того, насколько ты счастлив, то у Кита в действительности имелись шесть беспомощных ножек, беззубые слюнявые челюсти, выпуклый коричневый живот, металлический панцирь, а на спине виднелось зашвырнутое туда яблоко, гниющее и источающее вонь. Приближалась гроза — слишком поздно. Не небо — сам воздух был гангренозной системой. Сам воздух вот-вот должно было стошнить. А с дерева доносились голоса желтых птиц — они готовы были описаться от смеха.
В общем, жалость к себе присутствовала — охваченный ею, он, тем утром в зеркале, напоминал зародыш, лицо — зародыш похмельной жалости к себе. Что же касается того, другого дела, связанного с Лили, он носом чуял обтекавшие его сточные воды неблагодарности. И свою побочность он тоже чувствовал. «Побочный! В чем позор?» — шептал он раз за разом. «Зачем же // Клеймят позором? — Грязь! Позор! Побочный!»[77]. Здесь, в Италии, Кит походил на Сало[78] в 1944 году — республика распада и поражения, импотенции и пустоты…
76
Ф. Кафка, «Превращение». Перевод С. Апта.
77
У. Шекспир, «Король Лир». Перевод М. Кузмина.
78
Республика Сало — созданная фашистами в 1943 г. Итальянская социальная республика, где одновременно с немецкой администрацией имелось марионеточное правительство Муссолини.
99 
