42 
И вновь Майлсу пришлось напомнить себе, что сексуальные причуды соседей его совершенно не касаются. Ему крупно повезло, что он может учиться в Оксфорде, значит, надо работать, а не ввязываться в игры избранных.
Студент, который прежде делил секцию с Симоном и Тимом, был исключен из университета, кажется, за наркотики. Но ведь сигареты с травкой тут не курит только ленивый. Не слишком ли жестоко его наказали за обычный в Оксфорде проступок? Странно, но Тим ни разу не назвал его по имени, хотя они прожили вместе целый год.
Тим принадлежал к золотой молодежи. В Оксфордском университете учились его деды и прадеды. У Майлса почти не было сомнений, что никакой степени Тим не получит и ему, в сущности, наплевать на нее. Несмотря на всю его божественную красоту, Тим внушал Майлсу опасения не только из-за своей бисексуальности. Что-то было в нем расчетливое и опасное, никак не сочетающееся с его постоянной улыбчивостью своего в доску парня. Если бы у Майлса было право выбора, он предпочел бы другое соседство, по крайней мере, небогатый и честолюбивый юноша был бы ему больше по душе.
И к степени он относился со всей серьезностью, потому что она означала первую ступеньку в достижении поставленной им перед собой цели. Сколько Майлс себя помнил, он всегда хотел быть юристом, и ему, выросшему в приюте доктора Барнадо, уже удалось многого достичь. Словно в классическом романе, его, одного дня от роду, оставили на ступеньках больницы. Мать не нашли, а ему еще долго пришлось сражаться за жизнь, прежде чем два года спустя врачи признали его здоровым. Но тогда он уже был слишком большим для тех семейных пар, которые ждали своей очереди на усыновление ребенка.
На судьбу Майлс не обижался, относясь к ней философски. Приют был совсем не плохим, воспитатели добрыми, и сам он упорно культивировал в себе жизнерадостность, которая защищала его от слишком упорных мыслей о поступке его матери.
Если ему и повезло в жизни (а ему нравилось считать себя везучим), то это случилось, когда его отправили в приют, расположенный на окраине деревни Котсволд. Одним из наиболее щедрых его попечителей был местный мировой судья и бывший офицер — полковник Уайтгейт. Вдовец и приверженец строгой дисциплины, он принадлежал к тем бездетным людям, которые любят детей и притягивают их к себе. Кстати, он частенько приглашал к себе сирот, которые сначала помогали ему на его крошечной ферме, а потом долго пили чай в просторном кабинете. Полковник выращивал пони для поло, еще в армии став признанным знатоком этой спортивной игры. Ему хватило ума понять, что он не в состоянии содержать команду и кататься по всему свету, посещая более или менее интересные матчи, поэтому полковник отдал свои силы разведению пони. Человек он был начитанный, но жизнь вел по-деревенски простую и кое в чем оставался в высшей степени наивным для своего возраста. Короче, принадлежал к тем немногим людям, которых с полным правом можно называть джентльменами.
К детям он относился с неизменной добротой, а так как приют был небольшим, то полковник почти всех знал по имени. Правда, только когда Майлс заслужил стипендию для учебы в Регби, он проявил к нему особый интерес.
Словно нарочно, школа в Регби была частной, принадлежавшей полковнику, и когда директор приюта пожаловался ему, что Майлс не сможет воспользоваться стипендией, потому что нет денег на его экипировку и прочие расходы, он немедленно принял решение оплатить не только форму, но и все мероприятия, в которых Майлс по настоянию полковника непременно должен был принимать участие.
Когда же в конце первого семестра Майлс попробовал было восстать, полковник доходчиво объяснил ему, как привилегия учиться в частной школе скажется на его будущей жизни, и посоветовал не пренебрегать представившейся ему возможностью.
— Думаешь, я бы поднаторел в поло, если бы не служил в армии? А у тебя уже есть планы на будущее?
— Юриспруденция, сэр... — не очень уверенно ответил Майлс.
Он сам не понимал, почему его так завораживают законы. Искажение законов или неправильное их понимание приводили его в бешенство, и Майлс не упускал случая подискутировать на тему законотворчества.
Если полковник и огорчился, то не показал вида. Но и Майлс отлично знал, как дорого будет стоить его обучение и как много оно потребует времени, не говоря уж о том, что мир юристов — очень закрытый, и чужаков туда впускают с большой неохотой. А он к тому же в своих честолюбивых мечтах видел себя барристером, но для этого другие барристеры должны были открыть для него свои конторы и пригласить к себе. Менее сложным, хотя тоже непростым был путь в солиситоры, и Майлсу пришлось бы начать с него.
42 
