59 
На сегодняшнюю ночь ему нужно алиби, если девчонка сглупит и примется болтать, но вряд ли она откроет рот. Эти девчонки из низов... Кто они такие? Никто... Пусть расскажет. Посмотрим, кто ей поверит.
Он улыбался спокойной ангельской улыбкой, когда вышел из комнаты и запер за собой дверь. Последнее, что он сделал, это перерезал веревки, связывавшие руки Рашель. От них на коже остались ссадины.
Майлс ушел с собрания позже, чем рассчитывал. Он позволил себе ввязаться в жаркий спор, из которого вышел победителем, однако все удовольствие ему портило ощущение грядущей беды.
Что-то Симон Геррис задумал. Майлс чувствовал это, но кому скажешь?
Смерть Тима не удивила его. Он даже как будто ждал ее, хотя в представлении Майлс она должна была быть более фантастической, чем банальное падение с моста. Если, конечно, Тим упал сам... Он не мог не видеть, как Тим манипулировал людьми, и часто думал о том, когда же наконец найдется хоть один, который восстанет. Удивляло его другое. Симон Геррис был рядом с Тимом, когда тот погиб, а, насколько он понимал, Симону невыгодна его смерть. Тим был нужен ему живой... Он был инструментом для Симона Герриса...
Как любой будущий адвокат Майлс изучал не только законы, но и человеческую природу. Наблюдая за своими соседями, он видел много такого, чего ни один из них не желал ему показывать. Конечно, он знал, что Тима и Симона связывал секс, но не только и не в первую очередь секс. По исходившей от них энергии и по собственной реакции на опасность Майлс был уверен, что Симон сильнее Тима. Симона вело стремление повелевать всеми окружающими его людь-ми, а Тим предпочитал играть с другими, как кошка с мышкой. Теперь Тим мертв, не убит одним из его пришедших в ярость любовников, как можно было бы предположить, а умер, напичканный наркотиками, упав с моста... Так думал Майлс. И все же что-то подсказывало ему, что это был не несчастный случай. Что-то во всем этом кроется... Темное и опасное... Что-то почти злоумышленное... Но Майлс никак не мог понять.
Поднявшись на свой этаж, он достал ключ.
Кабинет, который они делили на троих, не был освещен. Майлс настолько устал, что направился прямо в свою спальню. Незнакомый запах висел в воздухе. Не наркотиков. Не секса. Однако у Майлса волосы зашевелились на голове. Страха. Запах страха, с удивлением понял он, страха и... И крови? Он включи свет и увидел разобранную постель, а в ней обнаженную девушку.
Неслышно ступая, он подошел поближе и тотчас узнал ее. Девушка Тима... С черными, отливающими красным огнем, волосами. Дурочка. Что она тут делает? Неужели связалась с Симоном? Перешла из постели Тима в его постель?
Ничто из происходящего в Оксфорде не могло изумить Майлса. Это было время такой сексуальной вседозволенности, когда удивить могло только чье-нибудь нежелание соответствовать сексуальному духу эпохи.
Майлс наклонился и потряс ее за плечо. Зачем бы она ни пришла в его постель, он хотел, чтобы она удалилась. С удивлением он обратил внимание, какое у нее прелестное тело... Такое прелестное, что ему стало не по себе. Ведь у него уже давно не было женщины... Однако Майлс не желал иметь что-либо общее именно с этой красоткой.
— Восхитительно, — проговорил он устало. — Но, боюсь, сегодня я бы хотел иметь свою постель для себя одного, если вы не возражаете...
Он понятия не имел, что она может здесь делать, если только это не очередная злая шутка Симона.
Она не пошевелилась, когда он взялся за простыню, собираясь без всяких церемоний скинуть женщину на пол, и только когда стал потихоньку перекатывать ее на другой бок, увидел кровь и букву, вырезанную на ягодице. До него мгновенно дошло, что случилось в его отсутствие. И это не имело никакого отношения к невинной шутке... По крайней мере, в отношении хрупкой девушки на его кровати.
Совсем другими глазами он осмотрел обнаженное тело, заметил ссадины и синяки от веревки на запястьях. Потом обратил внимание на стакан, понюхал остатки жидкости. Интересно, Геррис опоил ее до или после того, как надругался над ней? Зная своего соседа, Майлс почти не сомневался, что тот сделал это напоследок перед самым уходом.
Похоже, она была девственницей, Майлс коснулся порезов на ее ягодице, которые еще кровоточили, и вздохнул.
Даже если бы Майлс знал, где она живет, он все равно не смог бы разбудить ее и выволочь на улицу. К тому же он устал и должен хоть немного поспать.
Майлс скрипнул зубами, поняв, как ужасно Симон надругался над девочкой. После всего пережитого ей, наверное, не удастся прийти в себя настолько, чтобы вести нормальную половую жизнь... Она ни разу не пошевелилась, пока Майлс обмывал ее. Потом он надел на нее одну из своих рубашек, застегнул пуговицы, подвернул рукава и только после этого поднял ее и сдернул с кровати окровавленную простыню.
59 
