с удовольствием перечитала 
41 
Повзрослев, Роберта вовсе отдалилась от матери. А когда уехала из Америки, связывалась с ней лишь в праздники да передавала приветы через Мартина. Позвонить домой сегодня и снова заговорить про отца представлялось задачей почти невыполнимой и оттого, наверное, вдвойне заманчивой.
Пересадив Шустрика на стол, она подняла трубку и заколебалась. Может, сначала побеседовать с Мартином? Нет. Он не раз говорил, что был бы лишь рад, если бы в моей жизни появился еще один человек, который полюбит меня как дочь. И это не пустые слова. Мартин такой, я чувствую, знаю. Не станет глупо ревновать, досадовать, злиться. О чем с ним беседовать? Для чего? Чтобы потянуть время? Нет уж, раз решилась – нечего вилять.
Она уверенно поднесла трубку к уху и набрала домашний номер. На телефонные звонки, даже когда Мартин был дома, отвечала всегда мать. Желая поговорить с Мартином, Роберта звонила ему на мобильник.
Послышался нудный гудок, как будто более длинный, чем положено. За ним – второй, третий, четвертый. Роберта старалась сохранять спокойствие, но сердце билось часто и во рту пересохло.
– Алло? – наконец раздался материнский голос.
– Мама, это я, привет, – как могла невозмутимо, произнесла Роберта, хоть тревога, когда мать ответила, усилилась.
– Берта? Что-то случилось, дочь? – испуганно спросила та.
Роберта замерла в изумлении. Мама ни разу не называла ее «дочь». И, пожалуй, никогда прежде не обнаруживала своих чувств – пусть даже испуга – столь просто и естественно.
– Нет, с чего ты взяла? – совладав с собой, ответила Роберта.
Мать шумно вздохнула.
– Во-первых, ты никогда не звонишь в обычные дни, – сказала она более привычным голосом, но, как показалось Роберте, с грустинкой.
Неужели ей нужны мои звонки? Не в праздники и без особого повода?
– Во-вторых, голос у тебя какой-то странный.
Роберта на миг остолбенела. Творились чудеса: последнее время мать слышала ее голос от силы десять раз в год. Неужто могла определить, тем более по телефону и всего по нескольким словам, что дочь переживает не самые спокойные дни?
– Странно, что ты заметила, – сказала Роберта, не подумав.
– Значит, что-то все же стряслось? – спросила мать почти ровно, но Роберта снова уловила в ее интонации намек на беспокойство.
– Да нет, ничего особенного не стряслось. Просто... – Чтобы мать ей поверила, следовало рассказать о каком-нибудь пустяке. Взгляд упал на Шустрика. – Просто у нас сейчас временный сожитель – проказливый крысенок. Делает нам мелкие пакости. Вчера, например, превратил в кучу обрывков мой пакет и журнал.
Мать засмеялась и вдруг сказала:
– Я знаю про Шустрика – Мартин рассказывал.
– Мартин? – Маман не переставала удивлять. Неужто ее интересуют дочерины новости, вплоть до столь несущественных?
– Да, Мартин. Вы ведь на днях разговаривали?
– Ну да... Кажется, позавчера. – Роберта в изумлении покачала головой. В каком неожиданном направлении потекла беседа. Быть может, стена непонимания стояла между ними отнюдь не только по вине матери? Может, надо было давно позвонить ей без особой на то причины? В какой-то миг Роберта чуть не отказалась от идеи заговаривать об отце, подумав: пусть считает, будто мне потребовалось всего лишь услышать ее голос. Но решила все-таки довести начатое до конца. – Я хотела бы кое о чем побеседовать с тобой, мама, – медленно произнесла она. – Тебе наверняка будет неприятно. Может, даже ты снова откажешься отвечать, но мне очень важно знать, пойми...
Последовало продолжительное молчание. Роберте уже показалось, что мать вот-вот положит трубку, на том история и закончится, когда та наконец ответила:
– Я догадываюсь, о чем ты собралась спросить. – В ее голосе прозвучали усталость и тоска, отчего Роберта удивленно нахмурилась. – Вернее, о ком...
– Правильно, о ком. Годы идут, мама. Как задумаешься, сколько потеряно времени, делается страшно. – Она испугалась собственных слов, но тут почувствовала прилив смелости, какой ей всегда не хватало в общении с матерью. – Он хоть знает, что я есть на свете?
Мать ответила не сразу. Глухим, не своим голосом:
– Нет.
Грудь Роберты сдавило отчаяние. С губ едва не сорвался крик: «Ты не имела права!», но она сдержалась и лишь с упреком пробормотала:
– Мама-мама...
Мать вдруг словно очнулась от полувекового сна. Заговорила быстро, громко, сбивчиво:
– Да, да, да! Я не должна была... Но понимаешь, этого не объяснить... Все пошло наперекосяк – с того самого дня. Ах, Берта! Если бы ты только знала... – Она умолкла. Послышался странный звук.
41 
