— Помнишь, как мы любили вот так гулять втроем — ты, Санни и я?
Густо сплетенные ветви деревьев образовали у них над головой прохладный зеленый туннель. Каролина рассмеялась.
— Гуляли только мы с тобой. Санни никогда не «гуляла». Стоило ей выйти из дому, как она куда-то стремительно неслась. А мы с тобой неспешно бродили по лесу — совсем как сейчас.
«Интересно, каким будет мой третий ребенок», — подумала Каролина, заново испытывая трепет предвкушения.
— А потом приносили домой цветы или ягоды, чтобы папа думал, что мы делали полезное дело.
— Кажется, оба наших мужчины сегодня проспали. — Видя, что Либби не отвечает, Каролина замолчала. Лес понемногу оживал, наполнялся звуками, шуршанием мелких зверьков в кустах, пением птиц в небе. — Либби, мне нравится твой друг.
— Я рада, что он тебе нравится. Я хотела, чтобы он тебе понравился. — Либби нагнулась за прутиком и принялась на ходу ломать его на кусочки.
Каролина улыбнулась. Санни всегда сразу спешит поделиться радостью или горем, а Либби, ее тихая, разумная Либби держит свои чувства при себе.
— Гораздо важнее, чтобы он нравился тебе.
— Он мне нравится… Очень нравится. — Заметив наконец, чем она занимается, Либби отшвырнула в сторону обломок прутика. — Он добрый, веселый и сильный. Мне было очень хорошо с ним… здесь, сейчас. Я никогда не думала, что кто-нибудь вызовет во мне такие чувства, какие вызвал Калеб.
— Почему ты говоришь об этом как-то невесело? — Каролина дотронулась до щеки дочери. — В чем дело?
— Время… которое мы провели вместе… скоро закончится.
— Не понимаю. Почему закончится? Если ты влюблена в него…
— Да, — пробормотала Либби. — Я очень его люблю.
— Тогда в чем дело?
Либби вздохнула. Невозможно объяснить, подумала она.
— Ему нужно возвращаться к своим… к своим родным.
— В Филадельфию? — в недоумении уточнила Каролина.
— Да. — На губах Либби появилась улыбка, задумчивая и грустная. — В Филадельфию.
— Не понимаю, какая разница, — заговорила Каролина. Она остановилась и схватила Либби за руку. — Ох, родная… он что, женат?
— Нет. — Либби чуть не рассмеялась, но заметила в глазах матери глубокую и неподдельную тревогу. — Нет-нет, дело в другом. Калеб не способен на бесчестный поступок. Я пока ничего не могу тебе рассказать… но мы с самого начала знали: Калебу нужно вернуться туда, откуда он родом, а я… мне придется остаться.
— Что значат несколько тысяч километров, если двое людей хотят быть вместе?
— Иногда… как бы тебе объяснить… расстояние значит гораздо больше, чем кажется. Не волнуйся. — Либби нагнулась и поцеловала мать в лоб. — Я ни на что не променяла бы время, проведенное с Кэлом. Когда я была маленькая, у нас в хижине висел плакат. Помнишь? Там было написано. «Что имеешь — отпусти. Не вернется — не твое».
— Мне тот плакат не нравился, — прошептала Каролина.
На сей раз Либби рассмеялась.
— Давай нарвем цветов!
Через несколько часов Либби и Кэл провожали родителей. Они стояли на крыльце и смотрели им вслед. Отец сидел за рулем дребезжащего пикапа, мать высунулась из окна и махала им рукой.
— Какие у тебя хорошие родители.
Либби повернулась к Кэлу и обвила его шею руками.
— Ты им тоже понравился.
Он поцеловал ее в щеку.
— Маме — да, наверное.
— И отцу тоже.
— Будь у меня год-другой, возможно, я бы и сумел завоевать его доверие.
— Сегодня он уже не так мрачно на тебя смотрел.
— Да. — Задумавшись, он потерся о ее плечо щекой. — Так, немножко насупленно. Что ты им скажешь?
— О чем?
— О том, почему я не остался здесь, с тобой?
— Я скажу, что ты улетел домой. — Либби отрепетировала свой ответ заранее, поэтому слова вылетели легко, непринужденно. Так непринужденно, что ей стало тошно.
— И все?
Она понимала, что он может подумать, будто она черствая.
— Они не станут приставать ко мне с расспросами, если я не захочу. Всем будет проще, если я скажу правду.
— Какую правду?
Он что, специально хочет все усложнить? Либби беспомощно пожала плечами:
— Что у нас с тобой ничего не получилось и каждый пошел своей дорогой.
— Да, наверное, так будет лучше всего. Ни недоразумений, ни сожалений.
Разозлившись, Либби сунула руки в карманы.
— Ты можешь предложить что-то получше?