Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
35 
– Я этого не знала. Если бы вас слышала Ирен!
– Абсолютно исключено! Она готова выпрыгнуть из корсажа, чтобы обольстить Машена…
– Вы глубоко ошибаетесь, мой маленький Можи, я всегда всё слышу!
Слова вкупе со взглядом обрушиваются на голову дерзкого, который, согнув спину, тянет вперёд умоляюще сложенные руки.
– Простите! Больше не буду! – жалобно пищит он. Но не так-то легко обезоружить Ирен Шолье – дочь племени, что истязало пленённых амалекитян:
– Не шутите со мной, мой маленький Можи, это может вам дорого обойтись!
Уязвлённый этой угрозой в присутствии Минны, мужчина с пышными усами внезапно наглеет:
– Дорого? Милый друг, тут я совершенно спокоен: женщины мне никогда ничего не стоили, и я вряд ли изменю своим привычкам ради ваших прекрасных глаз!
Ирен Шолье втягивает воздух ноздрями, будто породистая кобылица. Она готовится достойно ответить, и вот уже умолкли гости, с любопытством наклоняясь вперёд, как в театре… Кроткий усталый голос Шолье-мужа вдруг усмиряет – экая жалость! – налетевшую было бурю:
– Я же говорил, что пирог подгорит!
Это истинная правда. Но приглашённые испепеляют мученика свирепыми взглядами: Шолье лишил их невинного удовольствия, ибо умелая выволочка оплошавшего гостя – это фирменное блюдо дома… и потом, как говорит Можи, в подобный момент никто не думает о том, что приходится есть! Минна же одаряет своего соседа, этого храбреца, одобрительной улыбкой. «Его усы не лгут: он герой!» Герой чувствует идущую от неё волну лёгкой, ни к чему не обязывающей симпатии – это признательность светской дамы борцу, положившему на лопатки соперника… И он готов использовать представившуюся возможность, соблазнённый тревожной красотой Минны, её очарованием дорогой, редкой безделушки…
Ужин набирает обороты. Ирен Шолье, опьянённая первой стычкой, пламенеет от возбуждения. Она перестала есть и говорит без умолку, будто в бреду, вливая яд неслыханных измышлений в ухо академику, который наматывает сплетни себе на ус. Антуан с ужасом слышит, как она принимается горячо защищать одну из своих свежеиспечённых подруг:
– Нет, дорогой мэтр, вы не должны повторять подобные гнусности! Госпожа Варне – честная женщина, и у неё никогда не было с этой Клод ничего такого, о чём болтают злые языки! У госпожи Варне есть любовники…
– Ах вот как? Любовники?
– Ну, разумеется! И это её право! Это право любой женщины, обманутой жизнью! И я не допущу, чтобы в моём присутствии о ней выражались в подобном двусмысленном тоне!
«Это ужасно! – вздыхает Антуан. – Если эта мегера вдруг невзлюбит Минну, то нам туго придётся! Бедная моя Минна, такая чистая, такая невинная! Как она смеётся над байками толстяка-журналиста! Всё это её ведь не затрагивает…»
Минна и в самом деле смеётся, откинув голову назад, и видно, как сотрясающая её волна опускается по перламутровой коже шеи к двум трогательным крошечным выступам… Она смеётся, зная, что хорошеет от этого, и чтобы не отвечать разгорячённому Можи, который, не стесняясь в выражениях, описывает ей нынешнее состояние своей души:
– …нет ничего шикарнее любви на этих диванах!
– Диванах! – повторяет Минна, вдруг став серьёзной. – Вы слышите, господин Шолье, о чём говорит мой сосед?
– Конечно, слышу, – отвечает Шолье, – но из деликатности изображаю господина, который занят только своим салатом «Фемина». Боже, как он ужасен! Из чего только делают оливковое масло в моём доме!
Минна с детской непосредственностью тянет его за рукав:
– Но вы должны защитить меня, господин Шолье! Мне говорят о чём-то чудовищном!
Шолье поворачивает к Минне свою курносую физиономию:
– Как? Бедное дитя, вам уже нужна помощь? В таком случае у вас есть…
– У меня есть? – вопрошает Минна очень кокетливо.
Шолье указывает подбородком на Антуана:
– Ну… вот этот! С такими бицепсами нельзя не считаться… А, Можи, что скажешь?
Можи, в глубине души чувствуя себя задетым, насмешливо скалится, опускает локти на стол, тяжело опираясь на них, чтобы ещё больше подчеркнуть мощь своей широкой спины:
– Старик, главное, чтобы женщина поддалась слабости, а на силу мужа мне глубоко плевать.
– Весьма занятная точка зрения.
– Спросите у маленькой белокурой госпожи… Ведь ваш муж, кажется, весьма занят?
Разумеется, занят! Едва Ирен Шолье поняла затеянную Можи игру, как решительно отвернулась от Бессмертного, устремившись на Антуана – на мужа, на врага! Она закрывает ему обзор пышным, небрежно стянутым узлом волос, раскрытым веером, плечом, выскользнувшим из корсажа… Она обрушивает на него поток слов, внезапно открыв в себе неподдельный и пылкий интерес к «барбитос».
35 
