Особенно,... 
39 
У нее было чувство, что - фактически немного значило для мужчины его типа.
-Не думай, что оставишь меня теперь,– сказал он, положив свою руку поверх ее руки на коробке передач.
Гвен резко взглянула на него.
-Кто ты такой? Телепат?
Он полуулыбнулся.
-Нет. Я просто поминаю тебе, что твоя сделка со мной была, таковой, что ты останешься, увидеть доказательство. Я не позволю тебе подвести меня сейчас.
-Что ты собираешься сделать, прикуешь меня цепью снова?– спросила она сухо.
Когда он не ответил, она бросила на него еще один взгляд. Вот тебе и выше обозначенный форс-мажор, но мужчина выглядел опасным. Его серебряно-металлические глаза были холодны и пугающе спокойными, и да, он приковал бы ее снова цепью. Долю секунды, в мрачном, пьяном, неярком свете сумерек, он смотрел, как будто действительно перешагнул пять столетий, открывая первобытное предназначение воина – ничто и никто не будет стоять на его пути.
-У меня нет никакого намерения изменить своему слову,– натянуто сказала она.
-Я понимаю, изменять своему слову, означает поступать бесчестно?– категорически сказал он:– Хорошо, поскольку я не разрешил бы этого.
Какое-то они время ехали в тишине.
-Ты наслаждаешься рифмами барда, Гвен?
Она резко посмотрела на него.
-Меня время от времени обвиняли в том, что наслаждаюсь поэзией, когда была ребенком. Романтичной поэзией, которую никогда не читал Чейз Кейсиди,
-Ты подаришь мне такую милость?
-Конечно, почему нет, – сказала она со вздохом, которому завидовал бы мученик: – Я уже сделала их пятьдесят, еще одна не во вред?
Он послал ей слабую улыбку, затем заговорил нежно и спокойно: –
Куда ты идешь, туда иду я,
два пламя вспыхнули, но остался уголь тлеющего огня;
как вперед, так и назад переносясь, ты помни меня.
Она пожала плечами, запутавшись. Оно началось довольно романтично, но закончилось не так.
-Что это означает?
-У тебя хорошая память, Гвен Кейсиди?– уклонился он.
-Конечно.– О, Бог, он теряет понимание действительности.
-Повтори это мне.
Она смотрела на него. Его лицо было бледным, руки были сжаты на коленях в кулаки, выражение лица было смертельно серьезным. Ни по какой другой причине, только что бы успокоить его, она заставила его повторить это, а затем повторила сама без ошибок.
–Точно?– спросила она, когда идеально повторила три раза. Оно надолго засело в ее уме.
-Это сделало меня счастливым. Спасибо.
-Это, кажется, стало целью моей жизни, – сказала она сухо: – Это – еще одна из тех вещей, которые станут ясными мне в свое время?
-Если все будет хорошо, то нет,– ответил он, и кое-что в его голосе вызвало дрожь, пробежавшую по ее спине: – Молись, что бы тебе никогда не надо было этого понимать.
Она беспокойно изменила тему разговора, и до конца поездки они говорили о безвредных вещах, в то время как ее напряжение усилилось. Драстен с любовью описал свой замок, вначале землю, потом интерьер и некоторые из недавних реконструкций. Она говорила о своей бессмысленной работе, но ничего важного не говорила. Гвен тренировалась, чтобы не проговориться: чем больше мужчина знал о ней, тем реже он заканчивал тем, что любил ее, и по этим причинам она не могла объяснить себе, почему хотела нравиться Драстену МакКельтару. Казалось, что оба внезапно стремились заполнить тишину, которая иначе поглотила бы их живьем.
К тому времени, когда они достигли вершины горы, руки Гвен дрожали на руле, но когда он поднял руку, чтобы убрать волосы с лица, она увидела, что его руки тоже дрожат. Гвен не пропустила значение этого факта: Он не разыгрывал ее. Он искренне надеялся найти свой замок наверху этой горы. Твердо уверенный в своем заблуждении, он также боялся, что замок мог больше не стоять там. Гвен отвела осторожный быстрый взгляд от него и неохотно признала, что у него не было амнезии или, что он играл в некоторую странную игру. Он верил, что был тем, кем утверждает. Осознание этого было далеко не утешительным. Физическая рана зажила бы, умственное отклонение вылечить намного сложнее.
Собираясь с духом, она снижала газ, неохотно заканчивая поездку. Гвен захотела, что бы они шли пешком, так что она не столкнулась сейчас с этим моментом. Если бы она пошла пешком, она могла бы отодвинуть его на двадцать четыре часа.
-Поверни на север.
-Но там нет никакой дороги.
-Я вижу,– мрачно сказал он:– И рассматривая те, по которым мы ехали до сих пор, можно было бы думать, что там должна быть дорога, вот что меня интересует.
39 
