21 
– Может, она утонула, – говорила Жакетта, утирая то и дело набегающие слезы. – Но тогда бы Сена вынесла ее тело на берег. Барнабе каждый день бывает в морге Гран-Шатле, но там слава богу ничего нет. Барнабе уверен, что Лоиза жива и невредима, он ищет ее. Нам нужно набраться терпения.
– А что мы будем делать потом? – спросила Катрин. – Так и будем жить у Барнабе?
– Что ты! Если даст бог найтись Лоизе, мы постараемся уехать из Парижа и добраться до Дижона. У Матье, твоего дяди, там лавка, он суконщик. Матье примет нас, кроме нас, у него никого нет, а у нас никого нет, кроме него.
Горе Жакетты, казалось, смягчалось, когда она вспоминала дом брата, который был ее родительским домом, в нем она выросла, из него забрал ее Гоше. Лишившись крова и пристанища, она всеми силами стремилась к этой мирной гавани. Сохраняя неизменную признательность благородно приютившему их нищеброду – Барнабе, она не могла без подозрительности и неприязни относиться к королевству нищих, куда забросила ее судьба.
Сара продолжала лечить Катрин, готовила ей бодрящее питье, какие-то необыкновенные лекарства, рецептов которых никому не сообщала, утверждая, что они восстанавливают силы. Особым ее расположением пользовался отвар вербены, она рекомендовала пить его всегда, как лучшее средство против всех несчастий.
Мало-помалу Катрин и даже Жакетта привязались к смуглянке. Барнабе рассказал им ее историю. Родилась она на острове Кипр, девчонкой попала в руки туркам, и они продали ее в Кандии венецианскому купцу, который увез ее в Венецию. Там Сара прожила добрый десяток лет, там узнала секреты трав. Хозяин ее умер, и ее купил меняла-ломбардец, человек грубый, жестокий, который плохо с ней обращался. Он привез ее в Париж, и однажды зимним вечером она от него сбежала. Сара укрылась в церкви, там ее, голодную, дрожащую, приметил Волк-с-Бельмом, мнимый слепец, привел к себе, и с тех пор Сара ведет у него хозяйство. Кроме того, что Сара умеет лечить – а искусство врачевания очень ценится среди воров и нищих, – она умеет гадать по руке. Под большим секретом ее иногда приглашают погадать в богатые и знатные дома. Бегая целыми днями по городу, бывая там, куда большинство людей попасть не может, Сара чего только не узнала и о городе, и о Дворе Чудес, каких только историй не было у нее в запасе. Часами сидела она возле очага между Катрин и Жакеттой, угощала вином, сваренным с травами, которое умела готовить как никто, и, не умолкая, рассказывала всевозможные истории певучим убаюкивающим голосом. Сказки родного Кипра, сплетни Двора Чудес – все шло в дело. Вечерами, вернувшись с «работы», Барнабе заставал сидящих в кружок трех женщин: они держались друг друга, черпая утешение и обретая душевный покой. Занимал и Барнабе свое местечко в странном семейном кругу, который послал ему Бог, и рассказывал обо всем, что успел узнать в городе.
Ближе к полуночи, когда королевство нищих оживало для своей опасной ночной жизни, женщины подсаживались поближе к Ракушечнику. Только под его защитой чувствовали они себя в безопасности. Как становилось страшно, когда Двор Чудес оживал! Площадь, где жил Барнабе, была не из самых спокойных. Все предрассветные часы, вплоть до звука трубы, которая возвещала с башни Шатле, что наступил день и отперты городские ворота, на площади возле дома Барнабе царила беспокойная сутолока, как, впрочем, во всех проулках и возле всех остальных лачуг. Расслабленные вставали и шли, слепцы прозревали, по мановению руки исцелялись гнойные язвы, которым так сострадали милосердные души, и по свершении этих чудес, благодаря которым это место и получило свое название, появлялась толпа жадного и грубого сброда. До самого утра шумели, орали песни и бражничали попрошайки. Около восьмидесяти тысяч нищих, калек, подлинных и мнимых, кормилось тогда в Париже.
Закон королевства нищих требовал, чтобы все выклянченное и украденное днем было потрачено той же ночью. И, отдав необходимую дань своему королю, нищие принимались пировать. Зажигались костры, жарились целиком бараны, открывались бочки вина. Там и здесь ведьмы наблюдали за кипящим в горшках варевом, как в самых страшных из волшебных сказок. Причудливые тени, алые отблески костров и факелов плясали на кривых выщербленных стенах. Катрин заглянула в мир, о котором знала только понаслышке, и не очень верила, что он на самом деле существует.
Перед самым большим из костров на куче камней, покрытой тряпками, восседал человек. Бычья шея, длинное туловище с широкими плечами на коротких толстых ногах, похожих на подставки, квадратная голова с соломенными волосами в вылинявшем красном колпаке, багровое лицо пьяницы и острые блестящие зубы – таков был Машфер, король попрошаек, суверенный владыка всех шестнадцати парижских Дворов Чудес, великий предводитель армии нищебродов. Черная повязка прикрывала пустую глазницу с вырванным рукой палача глазом – орденская лента, что одна только и пристала этому чудовищу. Положив увесистые кулаки на колени, восседал он на своем троне, и знаменем ему служил окровавленный кусок мяса, надетый на копье, воткнутое в землю. Он был главным на пирах своего беспокойного народа, он задавал тон и беспрестанно опрокидывал кубок, который наполняла ему стоящая рядом полуголая распутная девка.
21 
