47 
Аэропорт Найроби, как всегда, был переполнен говорящими на разных языках людьми. Ева отошла в сторону и в ожидании остальных членов группы принялась глазеть по сторонам.
Следом за ней к гиду подошла молодая парочка — высокие парень и девушка, оба с длинными волосами и в свободных футболках. Через несколько минут к ним присоединились загорелый мужчина лет пятидесяти и русоволосая женщина в белой шляпе.
Обведя их дружелюбным взглядом, Ева повернула голову и вдруг заметила среди снующих по огромному пространству людей высокого молодого мужчину, направляющегося к ее группе.
К щекам Евы стремительно прилила кровь, голова слегка закружилась.
По-моему, у меня начались галлюцинации, испуганно подумала она, поспешно отворачиваясь. Я чересчур много думаю о Себастьяне.
Скоро в каждом мужчине примерно такого же роста и возраста буду видеть его.
Ева не хотела смотреть на этого человека вновь, но голова как будто по собственной воле опять повернулась в его сторону.
Он находился уже в нескольких шагах. Их взгляды встретились, и от неожиданности Ева ахнула. Это был Себастьян, да-да, тот самый мужчина, о котором она мечтала и вспоминала весь прошедший год!
Себастьян неотрывно смотрел на нее. И каждая черточка его мужественного, несколько утомленного, ставшего чуть более жестким лица выражала растерянность и изумление.
Еву так и подмывало закричать от радости на весь аэропорт, призвать в свидетели этого невероятного события всех людей, его заполнивших, запрыгать на месте, захлопать в ладоши. Но она боялась пошелохнуться, лишь улыбалась широкой, счастливой улыбкой.
Себастьян приблизился к ней и остановился, продолжая поедать ее глазами. Минуту ни он, ни она не произносили ни звука. Другие члены группы, которых собралось уже человек семь, с интересом на них посматривали, но они не замечали ничьих взглядов.
Себастьян вдруг энергично тряхнул головой, потер глаза руками, сощурился.
— Ева? — произнес он, немного наклоняя вперед голову и приподнимая брови.
— Неужели я настолько сильно изменилась за прошедший год, что меня трудно узнать? — спросила она, продолжая улыбаться.
— Нет. То есть… — Себастьян с облегчением выдохнул, и у Евы возникло ощущение, что он выпустил из своей души накопленные в течение продолжительного времени страдания и горечь. — То есть да, изменилась, — добавил он негромко. — Стала в тысячу раз прекраснее.
К щекам Евы вновь прилила краска.
— Ты тоже немного изменился, — пробормотала она. — Выглядишь… гмм… несколько повзрослевшим, что ли?..
— Измученным, — уточнил Себастьян и тоже улыбнулся. — Жить без тебя, оказывается, сложнее, чем можно было ожидать. Но ничего. — Он с нарочитой беспечностью пожал широкими мускулистыми плечами. — Я почти привык.
Густые ресницы Евы дрогнули и опустились, наполовину закрывая ее выразительные бархатные глаза и пряча от Себастьяна отразившиеся в них эмоции.
— Вот это да! — послышался из-за ее спины густой голос гида. — Насколько я понимаю, не одна Ева из состава моей прошлогодней группы полюбила Африку всей душой!
Они обменялись с Себастьяном рукопожатием и приветствием. Гид внимательно посмотрел на раскрасневшуюся, потупившую взор Еву, опять перевел взгляд на Себастьяна и добродушно крякнул.
— Но, если не ошибаюсь, в том, что вы оба прилетели сюда во второй раз, виновата не только Африка.
Он рассмеялся, шутливо погрозил молодым людям пальцем и шагнул навстречу приближающемуся к ним с противоположной стороны семейству из пяти человек: родителям и троим мальчикам.
Себастьян бережно провел кончиками пальцев по порозовевшей щеке Евы, потрепал по нежному подбородку и уверенным движением взял за белую тонкую руку.
— Клянусь, на такой подарок судьбы я никак не рассчитывал, — произнес он так тихо, что услышать его могла только она.
Ева ничего не ответила. Но по сгустившемуся румянцу и едва заметному дрожанию руки, которую он держал в своей, словно какую-нибудь драгоценность, Себастьян понял, что его слова ее обрадовали.
Они больше не разговаривали ни здесь, в аэропорту, ни в автобусе с надписью «Хайвей тоурс энд сафарис», в котором по молчаливому обоюдному согласию сели рядом.
Просто держались за руки и с наслаждением слушали дыхание и сердцебиение друг друга.
Лишь в холле отеля Себастьян, остановившись у длинного ряда мягких кресел и повернувшись к Еве лицом, нарушил молчание.
47 
