Особенно,... 
35 
– Конечно, понимаю.
– Когда мне стоит вернуться домой, как думаешь? – спросила Эрнестин, довольная, что одержала победу.
Нэнси пожала плечами, снова ловя на себе взгляд интересного незнакомца.
– Хотелось бы поскорее, мне осточертела гостиница, – проворчала Эрнестин. – И потом, дома будет спокойнее. Хотя бы буду каждый день видеть своего проклятого гуляку. Знаешь, когда живешь с человеком много лет, изучаешь его настолько, что можешь определить по интонациям, по поведению, не произошло ли в его жизни каких-либо глобальных перемен… Впредь буду попристальнее за ним наблюдать.
– Ага. – Нэнси поправила пепельные волосы, что и без того лежали идеально, ленивым движением поставила локоть на стол и положила на ладонь подбородок.
– С другой же стороны, не надо торопиться, – продолжала Эрнестин, рассеянно глядя на свои обработанные у личного мастера по маникюру и искусно расписанные ногти. – Если заявлюсь сегодня же, он не поверит, что меня едва спасли от смерти. Сколько требуется времени, чтобы прийти в себя после такого отравления, ты случайно не в курсе?
– Что? – Нэнси взглянула на подругу так, будто та внезапно свалилась с потолка.
– Ты слушаешь меня или в состоянии думать только о том, с каким удовольствием покуролесила бы с болваном, что сидит у меня за спиной? – прошипела Эрнестин, гневно барабаня ногтями по столу.
– Почему же болваном? – вполголоса проговорила Нэнси. – Вид у него совсем не глупый.
– Я спросила, много ли нужно времени, чтобы полностью очнуться, если правда наешься таблеток.
– Не знаю. Надо спросить у бабушки. Рассказывают, будто по молодости она выкинула такой фокус, когда дед заявил, что она тратит слишком много на разную – по его мнению, естественно – ерунду, и заморозил ее счета.
– Позвони ей сейчас же, – не выразив ни малейшего удивления, велела Эрнестин.
Нэнси взглянула на часы.
– Сейчас не могу.
– Почему?! – Эрнестин повысила голос.
– Бабуля ложится спать в девять вечера, чтобы высыпаться и хорошо выглядеть. Она уже спит.
– Так разбуди ее, – не отставала Эрнестин. – Ответит и снова уснет.
Нэнси покачала головой.
– Она не ответит. Слуги ни за что не станут ее будить.
– Скажи им, что звонишь из больницы. Что ее внучка попала под машину, – тотчас нашлась Эрнестин.
– Нет, Эрни, нет, – твердо сказала Нэнси. – Бабушку не разбудят, даже если я попаду под машину. Повернуть время вспять и выдернуть меня из-под колес она все равно не смогла бы, ведь так?
Эрнестин на миг задумалась и нехотя кивнула.
– У нее железное правило: не растрачивать силы впустую. Это плохо сказывается на здоровье и на внешнем виде. – Нэнси холодно улыбнулась и жеманно коснулась кончиками пальцев руки Эрнестин, не забывая ни на мгновение, что ею любуются и надо производить должное впечатление. – Я позвоню завтра, как только проснусь. Бабушка встает рано. Ты все равно не собиралась ехать домой сегодня. Пообещала мне, что этот вечер мы проведем в свое удовольствие, о любимых мужьях забудем!
Эрнестин снова вздохнула – на сей раз не притворно.
– Так она добилась своего?
– Что? – Нэнси шевельнула бровью – столь ровной, что казалось, ее вывела верная рука художника.
– Дед позволил твоей бабушке снова тратить деньги?
– А-а. – Нэнси закивала. – Еще как! Говорят, даже умолял ее об этом, пока она лежала в больнице.
Приблизившийся официант поставил на стол бутылку «Луи Родерер Кристаль» и принялся без слов ее откупоривать. Подруги ничего подобного не заказывали. Щеки Нэнси покрылись румянцем, грудь взволнованно приподнялась под тонкой тканью топа. Она кокетливо прикрыла глаза, провела по бутылке пальцем и, еле заметно кивая в знак благодарности, бросила на облюбованного красавца пылкий многообещающий взгляд. Однако в следующий миг таинственная полуулыбка растаяла на ее губах. Красавец растерянно смотрел то на нее, то на бутылку. От изумления и неожиданности у него вытянулось лицо, и теперь он выглядел определенно как болван. Эрнестин, увидев замешательство подруги, оглянулась.
– Прислал явно не он.
Нэнси разочарованно кивнула и принялась со светской осторожностью, отработанной годами, обводить взглядом весь зал. За большинством столиков сидели в основном компаниями, мужчины и женщины. Никто не смотрел ни на Эрнестин, ни на Нэнси. Официант тем временем невозмутимо наполнил бокалы дорогим шампанским и бесшумно, как и появился, исчез. Наконец Нэнси замерла, в ужасе расширила глаза и произнесла, обращаясь к Эрнестин:
35 
