Затем она торжественно швырнула в окно его подарок, и Эмма понадеялась, что в это время по улице проходила какая-нибудь остроглазая старушка.
Марианна окунулась в работу, наверстывая упущенное. Художник ничего не стоит, если он не страдал.
Эмме оставалось только пожелать, чтобы и она сама так же легко все забывала. Но она всегда будет помнить слова Блэкпула. В отместку она сожгла его снимки и даже негативы.
Ее проблема в том, что она слишком хорошо все помнит. Это и проклятие, и одновременно благо, что она видит случившееся год и много лет назад так же отчетливо, как свое отражение в зеркале.
За исключением той ночи, которая является ей только в туманных сновидениях.
Забрав свои вещи, Эмма спустилась вниз. Услышав звонок, она нахмурилась. Странно, всем известно, что Марианна уехала, и она сама уже одной ногой за дверью.
Эмма нажала кнопку домофона:
— Да?
— Эмма? Это Люк.
— Люк! — обрадовалась она. — Заходи.
Эмма забежала в спальню, кинула на кровать вещи и поспешила назад, успев встретить гостя, выходящего из лифта.
— Привет. — Она крепко стиснула ему руку, немного удивленная его отстраненностью. — Не знала, что ты в городе.
Отступив, Эмма оглядела его, и ей пришлось сделать усилие, чтобы сохранить на лице улыбку. Люк выглядел ужасно: бледный, с запавшими глазами, исхудавший. Последний раз они виделись, когда он отправлялся в Майами. Новая работа, новая жизнь.
— Я вернулся пару дней назад. — Губы у Люка дрогнули, но улыбки не получилось. — Ты все хорошеешь, Эмма.
— Спасибо. — Его рука показалась ей ледяной, и она машинально погладила ее. — Проходи, садись. У меня должно быть неплохое вино.
— Бурбон есть?
Эмма снова удивилась. За все годы их знакомства Люк не пил ничего крепче «Шардоне».
— Не знаю. Посмотрю.
«Майами не пошел ему на пользу», — решила она, изучая на кухне скудные запасы. Или, возможно, причина в разрыве с Джонно. Тот Люк, которого она помнила, которого целовала на прощание полтора года назад, был великолепным, мускулистым, здоровым, настоящим образцом мужественности.
— Коньяк, — объявила Эмма. Кто-то подарил ей на Рождество бутылку «Курвуазье».
— Отлично. Спасибо.
В доме не было ни одной коньячной рюмки, поэтому она взяла бокал для вина, себе налила «Перье».
— Мне всегда здесь нравилось. — Люк указал на расписанную Марианной стену. — А где твоя подруга?
— В Париже или уже близко. Будет там учиться. Он перевел взгляд на фотографии:
— Я видел в Майами твой фотоэтюд с Барышниковым.
— Самое большое потрясение в моей жизни. Я была поражена, когда Раньян доверил это мне..
— И обложку альбома.
Люк выпил, чувствуя, как бурбон проходит по горлу.
— Подожди, то ли еще скажешь, когда увидишь новый. — Эмма говорила легко и беззаботно, но в глазах ее была тревога. — Он появится к концу следующей недели. Разумеется, музыка тоже неплохая.
— Как Джонно? — Пальцы Люка, сжимающие бокал, побелели.
— Замечательно. Кажется, его уговорили сыграть роль в «Пороках Майами»… Уверена, он свяжется с тобой, если ваши пути пересекутся.
— Да. Его нет в городе?
— Он в Лондоне. Готовится к турне. Я еду с ними.
— Ты увидишь его?
— Да, через два дня. Нас ждет уйма работы. Люк, в чем дело? Тот осторожно поставил бокал, достал из кармана простой белый конверт и протянул ей:
— Передашь ему?
— Конечно.
— Сразу, как только увидишь.
— Хорошо. — Эмма хотела положить конверт на стол, но, заметив взгляд Люка, сказала: — Я положу его в чемодан.
Когда она вернулась, Люк стоял, сжимая обеими руками пустой бокал, и вдруг покачнулся. Бокал упал на пол прежде, чем Эмма успела подхватить Люка. Ее ошеломила невесомость его тела.
— Садись, ну же, садись. Ты нездоров. — Опустившись рядом с ним, она стала гладить его по голове. — Кажется, тебя лихорадит. Позволь, я вызову врача.
— Нет, — с яростью отозвался Люк. — Я уже был у врача. У целой оравы гребаных врачей.
— Тебе нужно поесть, — твердо заявила она. — Ты выглядишь так, словно целую неделю голодал. Давай, я приготовлю…
— Эмма!
Люк схватил ее за руку. Он видел, что она все поняла, но отказывается верить. Он и сам долго отказывался верить.
— Я умираю, — легко, почти умиротворенно сказал он. — Это СПИД.
— Нет! — Ее пальцы вцепились ему в руку. — О боже, нет.
— Мне плохо уже несколько недель. Точнее, месяцев. Я думал, это простуда, грипп, нехватка витаминов. Не мог заставить себя пойти к врачу, потом был вынужден сделать это. Я не согласился с первым диагнозом. И со вторым, и с третьим, — засмеялся он, снова прикрывая глаза. — Но от некоторых вещей нельзя убежать.