Если в зале только начинался психоз, то здесь царило настоящее безумие. Неисправный усилитель, перекрученный кабель, рабочий, только что несшийся в одну сторону, уже бежал назад, отчаянно пытаясь исправить последнюю из неизбежных неполадок. Эмма сделала несколько снимков и направилась к гримерным.
Она уже представляла сцену, отложившуюся у нее в памяти, которую ей хотелось запечатлеть: отец и все остальные сидят, развалясь, непрерывно курят, шутят и жуют резинку или миндаль в сахаре. Эмма улыбнулась своим воспоминаниям и тут в буквальном смысле слова налетела на Дрю.
— Еще раз здравствуй.
— Привет. — Эмма нервно поправила ремешок камеры. — Хочу поблагодарить тебя за подарок.
— Я думал о розах, но было уже поздно. Ты потрясающе вы глядишь.
— Спасибо.
Желая успокоиться, она внимательно оглядела Дрю. Он был уже в сценическом наряде: белых кожаных брюках в обтяжку, усеянных серебряными заклепками, и таких же сапогах до колен. Торчащие волосы и полуулыбка делали его похожим на разодетого ковбоя.
— И ты тоже, — пробормотала Эмма, осознав, что слишком долго не сводит с него глаз. — Выглядишь потрясающе.
— Хотим произвести фурор. — Дрю вытер ладони о штаны. — От волнения все наполовину трупы. А Дон, наш басист, уже полный труп и заперся в сортире.
— Папа говорит, что всегда лучше выступаешь, когда на взводе.
— Тогда мы произведем дьявольский фурор. — Дрю осторожно взял ее за руку. — Слушай, ты не думала о том, чтобы после концерта пойти чего-нибудь выпить?
Именно об этом она и думала.
— Вообще-то…
— Я настойчивый, что уж тут поделаешь. Как только увидел тебя, сразу понял: «О, это она!» — Дрю провел рукой по волосам, искусно взъерошенным и закрепленным муссом. — У меня не очень хорошо получается.
— Ты думаешь? — Интересно, слышит ли он, как колотится ее сердце?
— Не знаю. Давай выразим это иначе: Эмма, спаси мою жизнь. Проведи со мной час.
— С удовольствием. — Она улыбнулась, и на ее щеке появилась ямочка.
Эмма едва слышала аплодисменты и почти не воспринимала музыку. Когда отец, весь мокрый от пота, в последний раз ушел со сцены, она подумала, что будет чудом, если хоть малая часть сделанных ею снимков окажется приличной.
— Господи, я умираю от голода. — Вытирая лицо и волосы, Брайан направился в гримерную, а в ушах его еще стоял гром аплодисментов. — Эмма, не вытащить ли нам эти реликвии рока на пиццу?
— О, с удовольствием, но… У меня кое-какие дела. — Она быстро поцеловала отца. — Ты был великолепен.
— А что ты хочешь? — изрек Джонно, протискиваясь по запруженному людьми коридору. — Мы уже легенда.
К ним подошел Пи Эм. По его красному лицу текли струйки пота.
— Эта леди Аннабель… с такими волосами. — Он показал руками, какими именно.
— В красной замше и бриллиантах? — вставила Эмма.
— Кажется. Она пробралась на сцену. — Пи Эм вытер лоб, но глаза у него смеялись. — Когда я проходил мимо, она… она… Попыталась пристать ко мне.
— Боже милосердный, зови полицию. — Джонно обнял его за плечи. — Таких женщин нужно сажать в тюрьму. Должно быть, ты чувствуешь себя выжатым и грязным, милок. Идем, ты можешь обо всем рассказать дяде Джонно. Так к чему именно она прикоснулась и как? Не бойся подробностей.
Хмыкнув, Брайан проводил их взглядом:
— Пи Эм, как ни странно, всегда привлекал бойких. Почему? В его тоне прозвучали теплые нотки. «Знает ли отец, что уже простил старого друга?» — подумала Эмма и тут же заметила, как улыбка Брайана померкла. В нескольких футах от них к стене привалился Стиви. Лицо бледное, потное, волосы тоже мокрые, и выглядит на десять лет старше.
— Пойдем, сынок. — Брайан обнял его за талию и качнулся, принимая на себя вес гитариста. — Нам требуется душ и сырое мясо.
— Папа, тебе помочь?
Тот лишь покачал головой. Это он не мог взваливать ни на свою дочь, ни на кого другого.
— Нет, я обо всем позабочусь.
— Тогда… увидимся дома, — пробормотала Эмма, но отец уже закрыл дверь гримерной.
Она думала, что Дрю выберет какое-нибудь многолюдное заведение с громкой рок-музыкой вроде «Тремпа» или «Табу», а оказалась в полумраке угловой кабинки прокуренного джаз-клуба в Сохо. На сцене, освещенной призрачно-синими лучами прожекторов, выступало трио: пианист, басист и певец. Их музыка была негромкой и задумчивой, в тон освещению.
— Надеюсь, ты не против, что мы пришли сюда?