42 
Коза Фрося, укутанная в армяк Пиранделло, лежала на узкой софе, что-то жевала, трясла мокрой бородой…
Босоногий Родик в халате на голое тело нервно расхаживал:
— Стыдно, Антон Францевич, и недостойно интеллигентного человека!.. Сегодня ваша жизнь и ваш проект уже принадлежат…
— Российской империи, — вставил дрожащий Зайцев.
— А ты вообще молчи! Не умеешь плавать — нечего в воду прыгать! — разозлился Родик.
— Все прыгнули — и я прыгнул, — виновато пробормотал Тихон.
— Вы талантливый инженер, Антон Францевич!..
— Очень плохо в России жить инженеру, — простонал Герстнер.
— Эх, Антон Францыч, — вздохнул Пиранделло. — А кому на Руси жить хорошо?
— Как ты сказал, Пиранделло? — удивился Родик.
— А чего я такого сказал?! Чуть что — сразу Пиранделло!..
— Я здесь совсем недавно, а уже заметил, что существование в России окружено такими стеснениями… — слабым голосом проговорил Герстнер.
— Что каждый лелеет тайную мечту уехать отсюда куда глаза глядят, — подхватил Родик. — И заметьте, Антон Францевич, дело вовсе не в политической свободе, а просто в личной независимости, в возможности свободного передвижения, в обычном выражении естественных человеческих чувств…
Зайцев в панике заткнул уши, закричал тоненько:
— Я этого не слышал, господа! Вы этого не говорили!..
— Ой, да не верещи ты, инакомыслящий! — поморщился Родик. — Будто на облаке живешь…
Маша поплевала на утюг.
— Родион Иваныч! Тихон!.. Золотце вы мое! Чем друг с дружкой собачиться — подумали бы, что дальше делать.
Тихон неуверенно почесал в затылке:
— Есть, конечно, один человек. Он и по нашему департаменту проходит, и с Алексан Христофорычем на короткой ноге. Он слово скажет — на всю Россию слышно. Но… Очень любит это самое… Туг не грех и сброситься…
Тихон подошел к столу, развязал нагрудный кожаный мешочек и вынул оттуда несколько смятых ассигнаций. Герстнер пораженно приподнялся на постели. Тихон сказал:
— Вот. Все, что есть.
— Откуда это у тебя? — насторженно спросил Пиранделло.
— Премия, — с милой гордостью ответил Тихон.
— За что?! — вскричал Родик.
— За вас, — скромно улыбнулся тайный агент.
Герстнер потерял сознание и упал на подушки.
***
Следующим утром Родион Иванович вел под руку редактора и издателя «Северной пчелы» Фаддея Бенедиктовича Булгарина.
— Ах, Фаддей Бенедиктович! Вы же не только светоч российской словесности, но и рупор передовой общественной мысли…
— Вы мне льстите… Однако чем могу служить?
— Вы, конечно, наслышаны о проекте Герстнера?
— В общих чертах, — осторожно сказал Булгарин.
Родик достал из кармана конверт, протянул его Булгарину:
— Вот здесь письмо, объясняющее выгоды устроения железных дорог. Мы льстим себя надеждой, что если к этому наброску вы приложите хоть частицу своего тонкого ума и высокого таланта — эта штука станет посильнее, чем «Фауст» Гете!
— Вы, уважаемый Родион Иванович, не очень ясно представляете себе все тонкости издательского дела…
И тут Родик вложил в руку Фаддея Бенедиктовича пачечку денег:
— На нужды отечественной литературы, дорогой Фаддей Бенедиктович. — Родик смотрел на Булгарина ясными, безгрешными глазами.
Они остановились у входа в редакцию «Северной пчелы».
— Надеюсь, завтра вы сможете уже прочесть статью, любезный Родион Иванович, — поклонился Булгарин и вошел в подъезд редакции.
Оставшись один, Родик в восторге от самого себя вдруг по-мальчишески подпрыгнул, сотворил в воздухе этакое коленце и умчался.
***
Войдя в свой кабинет, Булгарин увидел следующую картину: в кресле для посетителей, не по-русски раскованно, сидел чрезвычайно симпатичный, худенький и элегантный человечек с длинными вьющимися волосиками и ангельским лицом с большими голубыми глазами.
Это был Иван Иванович.
В левой руке Иван Иванович держал дамскую дымящуюся пахитоску, а в правой — длинную сверкающую шпагу. Острие клинка упиралось в горло огромного швейцара Семена, пригвожденного к стене. Руки Семен держал на затылке.
— Что?.. Что такое?! — ошеломленно спросил Булгарин.
— Ну, что же ты, Семен? — очаровательно улыбнулся Иван Иванович. — Докладывай, шалун. Докладывай…
— К вам пришли, Фаддей Бенедиктович… — сдавленно произнес Семен, боясь шелохнуться.
— Кто пришел? — игриво спросил Иван Иванович и пощекотал горло Семена клинком шпаги. — Проказник!..
42 
