47 
Ядро по инерции закатилось под чайный стол. Светлейший и графы замерли и зажмурились. И тут из-под стола раздался жуткий взрыв.
***
…Когда опоздавший на совещание Воронцов-Дашков подошел к бассейну, не было ни чайного столика, ни плетеных кресел, ни самовара… В бассейне, так и не выпустив из рук блюдец и чайных чашек, плавали титулованные хозяева российскою извоза.
Князь Воронцов-Дашков светски раскланялся: — Господа, я прошу простить меня за опоздание. Дела. А почему вы решили купаться в одежде?..
***
На насыпи работали пятьсот человек. Сто телег подвозило грунт. Бегали мужики с пустыми тачками. Хрипя и задыхаясь от натуги, катили груженые…
Иностранные специалисты с удовольствием ругались по-русски с разными иноземными акцентами…
***
Герстнер смотрел в теодолит, видел в него перевернутое изображение Маши с нивелиром в руках. Проверял уровень насыпи…
Пиранделло вытаскивал застрявшие телеги. Возчики орали: «Федор! Подсоби!..» — и Пиранделло мчался на выручку…
Родик шел с подрядчиком вдоль насыпи, отмеривал саженью проделанную работу. Подрядчик тоже нес сажень — свою.
«Родион Иваныч!.. Родион Иваныч!..» — кричали отовсюду.
Родик отмахивался, считал сажени. Подскакал на коне блестящий офицер, отдал честь:
— Родион Иванович! Принимайте пополнение! — И показал на соседний лесок, откуда с песней выходил батальон солдат с лопатами.
— Михал Михалыч! Нет слов! — Родик тут же вынул деньги: — Ровно триста. Как договаривались.
— Благодарю покорно. — Офицер небрежно спрятал деньги. — Ваши деловые качества…
— Равно как ваше офицерское слово чести, — поклонился ему Родик и закричал: — Пиранделло! Покажи господину офицеру, куда людей ставить!
Офицер отдал честь и ускакал. Родик сказал подрядчику:
— Ты мне, сукин кот, двести саженей представил к оплате, а там и ста шестидесяти не наберется!..
— Давай перемерим! Давай перемерим!.. Эх, Родион Иваныч…
— Ты что мне мозги пудришь?! У тебя сажень на два вершка меньше положенного! Жулик!
— Будто нам неведомо, Родион Иваныч, что твоя сажень на три вершка больше, чем надобно…
— Моя сажень на три вершка больше?! Ах ты ж, мать… Но договорить не успел. Подошла Маша с третьей саженью.
— Не спорь, Родик. И вы так уж не надрывайтесь. Вы оба правы — у Родиона Ивановича сажень немножко больше, ваша немножко меньше. Вот настоящая — по ней и мерить надо.
Родик в бешенстве глянул на Машу и злобно сплюнул…
***
…В «бытовке» — старой карете без колес — Маша поила Герстнера, Пиранделло и вздрюченного Родика молоком и кормила бубликами. Герстнер показывал на завышенную сажень Родика и кричал:
— Это нечестно!!! Так жить нельзя!..
— А так можно?! — показывал Родик на сажень подрядчика.
— Это ужасно и безнравственно!
— Я что, для себя? — орал Родик. — Себе эти деньги выгадываю?! Тому — дай! Этому — дай!.. Только успевай отстегивать! А с каких шишей? Из собственных? Так их нет у нас — вон, бублики вместо шницелей трескаем! Только Фросиным молоком и живы!
— Не подмажешь — не поедешь, — сказал Федор. — Россия…
— Я не хочу этого слышать!!! — завизжал Герстнер.
Родик рванулся к нему, схватил за отвороты сюртука:
— А железную дорогу хочешь построить?! Дело своей жизни до конца довести хочешь?! Вот и я хочу, чтобы в моей России была твоя железная дорога! Потому и не боюсь руки пачкать!..
Оттолкнул Герстнера, обессиленно сел, взялся за голову.
— Простите меня, Антон Францевич…
— И вы меня простите, Родик, — тихо сказал Герстнер и снова завопил, глядя из окна кареты на насыпь: — Где Тихон? Там кирки и лопаты растаскивают, а его нет! Куда подевался Зайцев?!
***
Зайцева инструктировал сам Бенкендорф.
— В Вене все узнаешь про Герстнера. До мельчайших подробностей. Под видом богатого скотопромышленника внедришься в австрийские ученые круги. Для поддержания контактов будешь вести разгульный образ жизни — рулетка, карты, вино, женщины…
— Ваше сиясь… Виноват… — залепетал Зайцев. — Я, конечно… это… с величайшим… Однако средства…
Бенкендорф снисходительно улыбнулся:
— Не волнуйся, братец. Для успеха операции…
В кабинет неслышно проскользнул адъютант, зашептал шефу.
— До конца года? — удивился шеф жандармов. — Странно. Иди.
Адъютант исчез. Бенкендорф снова поднял глаза на Зайцева:
— Легенда меняется. В Австрию поедешь под видом разорившегося помещика. Жить будешь подаянием, ночевать на улицах. Явишься в Вене вот по этому адресу. — Бенкендорф показал Зайцеву адрес и сжег бумажку на свече. — Пароль: «Уже зима, а снегу нету». Отзыв: «И лето было без дождя».
47 
