50 
— Кому сказано — назад!!! — еще страшнее закричал Родик.
Толпа снова отхлынула от кареты, но тут прыгнул Иван Иванович с длинной шпагой в руке. В мужестве ему было не отказать!
Родик вскинул пистолет. Курок сухо щелкнул — выстрела не последовало.
Иван Иванович улыбнулся и сказал:
— Мой дорогой, однозарядные пистолеты — архаика… И сделал первый выпад шпагой. Родик увернулся, выхватил у кого-то из мужиков грабли и бросился в бой.
Иван Иванович легко взмахнул шпагой и, как бритвой, срезал добрую половину грабель Родика. С остатком Родик снова кинулся в атаку, но последовал еще один элегантный взмах, и в руках Родика остался обрезок не более двух вершков. Тем более что Родик уже был прижат спиной к карете. И тогда Иван Иванович, мило улыбаясь, сделал последний смертельный выпад…
Родик молниеносно сдвинулся в сторону, и страшная шпага вонзилась в карету. Иван Иванович попробовал ее выдернуть, но…
— Да чего ты смотришь на него, Родион Иваныч?! — закричали из толпы. — Да дай ты ему леща!.. А то спаивают нас тут всякие!.. Знают, суки, нашу слабинку!..
Родик размахнулся и влепил Ивану Ивановичу такую затрещину, что тот несколько раз перекувырнулся и сел на землю.
Борода съехала набок, усы отклеились. Он их снял и безутешно заплакал…
***
Ночью в пустынном зале первого этажа особняка «Царскосельской железной дороги» заседал «трибунал».
«Председатель» — Маша, «заседатели» — Герстнер и Родик. Они сидели за столом, а за их спинами, словно Немезида, возвышалась уродливая фигура каменной бабы со штангой Пиранделло.
На «скамье подсудимых» — сильно помятые после пьянки Тихон и Федор. В ногах у них лежала виноватая Фрося.
— Завершение строительства насыпи задержалось на два дня! — возмущенно сказал Герстнер и заглянул в свои записи. — Производительность работ упала на девяносто семь с половиной процента!..
Родик глянул в свою бумажку, прочитал:
— «Для восстановления резко пошатнувшегося здоровья трудящихся компания была вынуждена потратить триста восемьдесят семь рублей пятьдесят шесть копеек». Это надо же такое! На опохмелку — почти четыре сотни выложить…
— И это как раз в тот момент, когда у нас каждая копеечка на счету, — сурово проговорила Маша, — А если Бог сподобит и нам с Антоном Францевичем и Родионом Ивановичем придется уехать на закупки в заморские края? Как же на вас дело-то оставлять, господа хорошие?!
— Бес попутал… — шмыгнул носом Тихон.
— Да чтоб еще когда-нибудь… — всхлипнул Федор. Фрося посмотрела на «трибунал» и тоже жалобно заблеяла…
***
В Петергофе, на балконе Английского коттеджа, Николай утверждал проекты воксалов, представляемые ему Бенкендорфом.
Через приоткрытые двери в холостяцкую спальню императора была видна полуодетая молоденькая фрейлина, лежащая на кровати.
— Это еще что за республиканец?! — возмутился Николай и ткнул пальцем в проект.
— Это, ваше величество, сравнительная фигурка для масштаба воксала…
— В жилете?! Панталонах?! Боливаре?.. Гадость! Впредь для масштабов изображать солдат с полной выкладкой! Что еще?
— Для закупки паровых машин в Англии и колясок в Бельгии господин Герстнер испрашивает разрешения на выезд с ним переводчицы Марии Богоявленской и сокомпаньона — отставного корнета Кирюхина Родиона Ивановича.
Царь оглянулся на спальню, понизил голос:
— Кстати, что это за девица такая?
— В противоправных действиях не замечена. Родителей не существует. Находится под наблюдением Академии наук…
— Не возражаю, — громко сказал царь и прошептал: — Но потом…
— Вас понял, ваше величество. А как с Кирюхиным? Он у нас проходил по делу четырнадцатого декабря двадцать пятого года, С тех пор — невыездной.
В спальне фрейлина включила музыкальную шкатулку. Раздалась знакомая музыка, зовущая к любовным утехам.
Император встал, торопливо подмахнул проект и сказал:
— Ну, Александр Христофорович! Ну, сейчас уже не то время… Ну Бог с ним, с этим Кирюхиным, — пусть едет!..
***
Лондон был хрестоматийно затянут туманом. На пристани стояли несколько джентльменов.
— Гостиницу забронировали? — спросил один.
— Так точно, мистер Стефенсон, — ответил другой.
— Не вздумайте показывать этим варварам наши последние модели.
— Так точно, мистер Стефенсон, — сказал третий.
— Презенты?
— Готовы, сэр, — поклонился четвертый.
50 
