Особенно,... 
99 
— Ни один Димхаан никогда сознательно не войдет в святое место. Я отвезу ее на Иону, — сказал Малкольм и не сдержался, его гнев прорвался наружу. Он вскинул руку, отшвыривая в сторону красивый стул, отчего на том сломались подлокотники. Его сердце не желало ее отпускать.
— Там она будет в безопасности, — согласился с ним Ройс. — Но отвезу ее туда я. Сейчас уже поздно, я отвезу ее завтра. Мы выедем на рассвете.
Малкольм повернулся, его сердце колотилось.
— Не ты здесь отдаешь приказы, Ройс, — предостерег он. — Я — твой сеньор и господин.
— Да, когда ты не ослеплен похотью и любовью.
И с гордым видом Ройс покинул зал.
Малкольм взорвался от гнева. Он склонился над спинкой другого стула, тяжело дыша. Монастырь будет безопасным местом для Клэр. Его мать в монастыре была в безопасности, и с радостью оставалась там до своей смерти. Даже Морей не посмеет проникнуть в священное место. Но Клэр не захочет долгое время оставаться в аббатстве. Более того, он был уверен, что она вообще не захочет туда ехать.
Она будет в ярости, подумал он. Но он был господином, и не собирался давать ей выбор. Он выпрямился и лягнул стул, обшитый красно-белой камчатной тканью, который перелетел почти через весь зал.
В зал вошел Эйдан.
— Если ты хочешь что-нибудь сломать, иди в лес, но оставь мой прекрасный дом в покое!
Малкольм взглянул на него. К несчастью, этот человек его единокровный брат. Прошлой ночью он пытался излечить его.
— Как Клэр?
— Она быстро уснула. Хотел бы я знать почему.
Малкольм напрягся.
Лицо Эйдана было замкнутым, и не выражало никаких эмоций.
— Я не исцелил тебя. Морей наложил на тебя какое-то заклятие и блокировал мою силу. — Его взгляд стал жестким. — Клэр остановила кровотечение своими руками. Клэр вдохнула в тебя воздух и вернула тебе дыхание. Она молилась Древним за твою жизнь.
Малкольм знал, что последует дальше.
— А затем ты пытался отнять ее жизнь, — сказал Эйдан, кровь стучала у него в висках. — И ты ненавидишь меня за то, что я родня дьяволу?
Малкольм вздрогнул.
— Себя я ненавижу больше.
— Тебе и следует, — Эйдан сделал паузу. — Клэр останется здесь.
Малкольм пришел в бешенство.
— Я не делюсь, Эйдан. Она едет на Иону.
— У меня нет желания тащить ее в свою постель, — твердо сказал Эйдан. — Она заслуживает того, чтобы жить.
— На рассвете я отвезу ее на Иону, — тихо, но гневно ответил Малкольм. Он знал, что его брат не сможет устоять перед очарованием Клэр. — Притронешься к ней — умрешь.
— Дурень, — бросил в ответ Эйдан, проходя мимо него. Он поднял сломанный стул. — Ты должен мне прекрасный стул из Франции, в стиле Людовика XIV.
Малкольм отвернулся. Он не мог найти покоя, и должен понять почему. Его сердце действительно болело и ныло в груди. Завтра он отвезет Клэр на Иону. И что потом? Морея невозможно уничтожить. Клэр придется провести там годы, пока о ней не забудут. Сначала она рассвирепеет, а потом станет несчастной. Он уже чувствовал себя несчастным.
Эйдан тихо сказал:
— Она не Мейрид.
Малкольм резко развернулся.
— Ты следишь за моими мыслями?
— Мне не нужно следить. Твое разбитое сердце кричит громко и отчетливо.
— Мое сердце не разбито, — он выразительно улыбнулся.
Но Эйдан был совершенно серьезен.
— Малкольм, на мгновение отбрось свою ненависть ко мне. Там, в башне не МакНил излечил Клэр.
Малкольм вытаращил глаза.
— Что это значит?
— Он сказал мне, что когда начал исцелять ее, она уже лечила себя сама.
Малкольм сохранял спокойствие.
— Камень?
— Я не знаю. Может быть, это была магия камня, а может и нет. Я ощутил силу камня на крепостной стене. Ты тоже должен был почувствовать это.
— Да, я ощутил чары камня прошлой ночью, и чувствовал их, когда нас атаковали в Морверне. Но это не то, что ты думаешь.
Малкольм в упор посмотрел на Эйдана, а тот ответил таким же взглядом.
— Ты прав, — наконец, сказал он. — Я думаю, что она может быть одной из нас.
Глава 13
Клэр проснулась с пульсирующей мигренью, у нее никогда такой раньше не было. Боль так ее скрутила, что она, шатаясь, еле поднялась с кровати и направилась к ночному горшку, где ее немилосердно вырвало.
Она села на пол, пытаясь понять, где находится и молясь, чтобы ей стало лучше. Ужасная боль сменилась менее резкой головной болью, но и сейчас она чувствовала себя отвратительно. По правде говоря, она чувствовала себя так, словно прошлой ночью выпила вина больше, чем следовало.
99 
