– Надень, – попросил он, бледнея от своей затеи. – Я хочу посмотреть на тебя…
И Вера, которая не ожидала его возвращения так рано и встретила жениха с руками, жирными от фарша, вдруг почувствовала исходящую от Андрея сильную сексуальную энергию. Она уже поняла, чего он от нее ждет. Она вымыла от мяса руки, вытерла полотенцем, сняла с себя халатик и открыла коробку. Медленными движениями, приседая на корточки и поворачиваясь к Андрею то спиной, то боком и зная, как действует ее молодое и начавшее округляться тело на мужчин, она достала из коробки ворох кружев и сложенную в несколько раз фату из белой английской сетки. Стараясь раньше времени не смотреть на своего жениха, она тем не менее на его глазах надела платье, фату и повернулась к нему. Вера видела румянец на его щеках, расширенные зрачки… И вдруг поймала себя на том, что испытывает к этому парню то же самое грубое и животное чувство, какое она испытывала раньше к другим мужчинам перед совокуплением. И ей захотелось испытать всю остроту прежних прикосновений, ударов, насладиться ядом, которым было все еще пропитано все ее естество. Она, расставив ноги, нагнулась, взяла в руки подол белого пышного платья и стала медленно поднимать его вверх, до самой груди… Она знала, что мужчину сейчас меньше всего интересует ее лицо, а потому стояла так несколько секунд, отгородившись от своего ошалевшего, как ей казалось, возбужденного до предела жениха, кружевными оборками, пока не почувствовала сильный и острый удар в живот… Затем еще один. Что-то горячее потекло по ногам, и Вера, издав булькающий, утробный звук, рухнула на пол…
Она уже не могла видеть, как Андрей, вытерев большой кухонный нож о белое, сугробом лежащее под ногами платье, оставляя на нем широкие алые и влажные следы крови, грязно выругался и даже пнул носком ботинка в мягкий бок распростертой перед ним «невесты». Вера Обухова вот уже несколько секунд была мертва.
Саратов, 2000 г.
Валентина не собиралась впускать Иуду к себе в квартиру. Она воспринимала Саратов таким, каким оставила его два года тому назад, а потому ей всюду, пока они проезжали по улицам, мерещились знакомые лица, не говоря уже о том, что Либина она видела в каждом встречном мужчине. Перемещение в пространстве, такое неожиданное на фоне ее тихой и спокойной семейной жизни, да еще в ее положении, воспринималось как нечто нереальное. И с этим чувством ничего невозможно было поделать. А раз так, то здесь тем более не было места затесавшемуся среди декораций ее прошлого Иуде. Поначалу она всячески намекала ему на это, требуя, чтобы он выгрузил ее вещи в любом месте города (она собиралась нанять такси, лишь бы не показывать Иуде свой дом), но когда поняла, что с таким упрямым человеком следует говорить открытым текстом, прямо-таки сорвалась и накричала на него, позволив себе даже грубость. Она даже не помнила, что говорила ему в запальчивости, и пришла в себя только после того, как увидела его дрожащие руки, слабо держащие руль, его странный взгляд… Машина резко остановилась, и Иуда словно умер. Глаза закрыты, дыхания почти не слышно, по лбу струится пот, а в лице ни кровинки.
– Иуда, ты что? Ну, извини, я не знала, что ты такой чувствительный… Ладно, ты останешься со мной, только не пугай меня так, пожалуйста…
Когда он спустя некоторое время пришел в себя, то долго не мог понять, где находится. «Яма… попал… ты не слушай, не смотри… курица бежала…»
Он словно бредил, хотя находился в сознании и смотрел по сторонам.
– Иуда! – Валентина схватила его за руки (они оказались мокрыми) и со всей силы сжала их. – Что с тобой? Давай я вызову «Скорую»!
Но при слове «Скорая» он замотал головой и схватился за голову.
– Тебе плохо? Что с тобой? Да не молчи же ты!
– Мне уже лучше…
– Вспоминай: мы в Саратове. Я сбежала от Кайтанова. Ну, ты понимаешь меня? Хочешь, я остановлю первую попавшуюся машину и нас отвезут в больницу? У тебя давление, ты перенервничал… Не молчи!
– Что-то мне как-то не по себе, если честно…
Она не хотела думать, что он симулирует, но уж слишком «вовремя» его скрутило. Конечно, разве в таком состоянии она позволит ему одному возвращаться в Москву? Остаются два варианта: первый – отправить его в больницу и там навещать, второе – поселить его в гостинице до тех пор, пока ему не станет лучше. Иуда выбрал второе, и Валентина, понимая, что сейчас ему нельзя доверить машину, остановила такси, куда они пересели налегке, и приказала отвезти их в «Москву». Произнося название гостиницы, она усмехнулась про себя: Москва еще долго будет напоминать ей о себе…