30 
Условия переезда были столь заманчивы, что Адольф с женой и дочерью, моей мамой, решил перебраться в Познань, где сразу получил чью-то огромную квартиру, хорошую зарплату и начал работать в бюро — чертить и делать расчеты.
После Курской битвы в армию пришлось забирать всех, в том числе и Адольфа, вполне цивильного человека, который ничего, кроме карандашей и циркулей, в руках никогда не держал. «Раз Адольфом зван — должен идти на фронт!» — кисло шутили домашние.
После месячных сборов, в первую же вахту с Адольфом случился конфуз: стоя на часах, он не узнал генерала и заставил того лезть в карман за удостоверением, чего генерал перенести не мог и на дружеском обеде с командиром части спросил, что это за круглый идиот, который не знает начальства в лицо: «Что, Адольф?.. Такое имя позорит! Болван! Его надо проучить». И Адольф тотчас же из-за стола был послан обучаться на минёра. Уже будучи в учебном взводе под Ганновером, он узнал, что вся его прежняя часть разбомблена в эшелоне, шедшем на Восток. И офицер сказал ему: «Счастливчик! Заново родился! Недаром Адольфом зовут!»
— Ага, судьба прошлась мимо, плечиком задела, о себе напомнила… — ядовито заметил Павел Иванович, медленно выпивая водку из стаканчика.
Полгода дед учился на курсах минёров. Как-то курсанты веселились на плацу — от нечего делать надевали каски, клали на них лимонки и взрывали их, чтобы доказать надёжность германской металлургии. Недалеко от Адольфа какой-то молодой лейтенант, демонстрируя противотанковую мину, со словами: «Она взрывается, только если на неё наедет! Не меньше! Смотрите!» — в учительском рвении вскочил на мину — и был разнесен в клочья. Деда спасли тела курсантов, стоявших вокруг. «Адольф-везунчик!» — стали его называть: ведь погибло десять человек, а он не получил ни царапины.
— Второй раз судьба сигнал подала — я тут, не забывайся и не выебывайся! — Божий одуванчик разлил водку.
Первым местом службы Адольфа стала Нормандия, где он послушно минировал причалы и исправно шпиговал смертью песок пляжей, чтобы затруднить высадку союзников. Он старался не терять бодрости духа, хотя понимал, как и все, что война проиграна.
После капитуляции он был взят в плен французами, которые тут же, в Нормандии, соорудили лагерь, согнали туда пленных, под надзором американцев вели себя с пленными сдержанно, но без американцев били и унижали, как могли. Ему перепадало вдвойне — «Адольфу — тройной тариф!»
Как-то в лагерь приехал французский генерал с приказом разминировать пляжи. Но в огромном лагере было всего несколько человек, которые разбирались в этом деле. Среди этих несчастных счастливчиков был и Адольф, которого генерал назначил главным, посадил на хороший паек, а в ученики дал толпу пленных немцев, понимая, что мало кто останется в живых после этих «учений».
И вот на одном уроке Адольф вытащил из песка мину, которую когда-то сам и поставил! Ему ли не помнить примет и зарубок, где что было вкопано и зарыто! Он разволновался, стал вывинчивать запал. Но запал успел заржаветь в сыром песке, треснул, и мина взорвалась у Адольфа в руках.
Какое-то время он лежал один — никто не рисковал по минному полю подходить к груде рваного мяса и белых костей. Да и какой смысл?.. Когтистыми баграми оттащили тело в яму с трупами и припорошили хлоркой — не засыпали только потому, что завтра собирались довалить её доверху трупами пленных немцев, которых французы решили гонять по минному полю, как коз — так разминировка выходила дешевле и продуктивнее. «Адольфу — Адольфова смерть!»
Под утро дедушка очнулся. Без рук до локтей, без одного глаза и без правой ноги до колена. На его счастье, он был так обильно засыпан хлоркой, что она остановила кровоток. Его заметила похоронная команда из немцев, не поленилась вытащить, хирург обработал раны, произвел ампутации, сказав, что хлорка дезинфицировала раны, и Адольф остался жить — но в виде полуслепого хромого обрубка, с лицом в серых татуировках из жженого пороха.
— Вишь ты, в третий раз судьба бабахнула, но помиловала, — удивились старички и немного поспорили о том, не лучше ли сразу застрелиться, чем жить в таком виде. «Да как застрелишься, когда рук нет? И чем? И где пистолет? На Большом Каретном?»
Да, так судьба в третий раз ударила его, в него, по нему, но не переместила в мир иной, оставила в живых, что само по себе было безмерным счастьем по сравнению с полной бедой мертвых.
30 
