27 
— А вот я не имею ни малейшего понятия о том, зачем ты приехал сюда, и я решительно против, — резко вмешался Уильям. Он умоляюще посмотрел на сына: — Ксавье, ты уже проявил достаточно отваги и преданности, воюя за свою страну против Франции. Больше в этом нет нужды.
Ксавье с болью всматривался в отца, так сильно сдавшего за последний год. Некогда этот широкоплечий, осанистый человек напоминал льва. И вот — за одну ночь — он ссутулился и даже стал ниже ростом, походка его стала по-стариковски дрожащей, а лицо — морщинистым и вялым. Уильям был всего на десять лет старше Маркхэма. А выглядел не меньше чем на семьдесят — тогда как младшему брату никто бы не дал даже его законных пятидесяти.
— Все будет хорошо, — сказал Ксавье.
— Я не желаю, чтобы ты вмешивался в эти дела, — возразил Уильям.
— Ты догадался, о чем мы просим тебя? — Маркхэм дружески похлопал племянника по плечу. — Ты догадался, о чем просит тебя президент?
Ксавье кивнул. Его сердце учащенно забилось. Он подумал о том, что сможет снова отправиться в море. Не торговать. Мстить.
— Полагаю, что да. Он взломал печать. В глаза бросилась первая строчка: «Уважаемый сэр!» Ксавье перевел дыхание.
«… Вы заслуженно имеете репутацию лучшего капитана из бороздивших морскую гладь на протяжении целого поколения — а может быть, и не одного. И ваше прошение об отставке было воспринято всеми как невосполнимая утрата. Ваша целеустремленность, отвага и героизм, проявленные в недавней войне с Францией, внушили мне твердое убеждение, что никто лучше вас не справится с предлагаемой задачей. Поймите, что мною сейчас движут не только политические интересы: на карту поставлены жизнь и благополучие наших сограждан, на карту поставлены честь и гордость нашей страны. Более мы не намерены терпеливо подставлять вторую щеку, ибо нет смысла ждать от варваров честной игры. Для этих пиратов недоступно понимание принципов, на которых построено наше государство: свобода, равенство и всеобщее процветание.
Итак, я обращаюсь к вам. Настало время принять решительные меры против диких разбойников, которые держат в страхе людей всего света, которые вынуждают величайшие нации в мире подчиняться их наглым требованиям, которые по-прежнему, вплоть до сегодняшних дней, нарушают законы Божеские и человеческие, позволяя себе брать в плен мужчин, женщин и детей и держать их в жестоком, унизительном рабстве. Ни к кому на свете я не посмел бы обратиться с такой откровенностью, как к вам. Уверен, что вы исполните все, что должно, и исполните быстро — ради жизни и благополучия всех, кто оказался втянут в эту ужасную игру. И наградой нам послужат грядущие мир и свобода.
Во славу Божию — и да пребудет Он с вами!»
Ксавье невольно вздрогнул, увидев размашистую подпись: «Томас Джефферсон, президент Соединенных Штатов Америки».
— Разве ты способен отказаться от такой миссии? — раздался вкрадчивый голос Маркхэма.
Ксавье не отвечал. Он бросил письмо в огонь. Не отрываясь, он смотрел, как исчезают в пламени строчки письма. Отныне и навсегда послание президента отпечатается в его памяти — вплоть до последнего слова.
Большая часть населения Бостона была возмущена нынешним правительством — вкупе с президентом — за столь беззубую политику против пиратов. Похоже, дикарям удалось полностью захватить власть на море — а это моментально обескровило экономику и Массачусетса, и соседних штатов.
Однако Ксавье считал себя истинным патриотом. По крайней мере он не мог равнодушно пройти мимо отчаянного призыва своего президента. Как не смог бы никто из истинных американцев, потомков первых колонистов. К тому же он имел личные, идущие в глубокое прошлое причины не отказываться от подобного рода тайного поручения.
А в том, что поручение является чрезвычайно секретным, он не сомневался.
— Ты не должен этим заниматься, Ксавье. — Отец смотрел на него с отчаянием. — Туда уже отправлена вторая военная эскадра. Через пару недель они достигнут Гибралтара. По крайней мере подожди еще немного, погляди, на что способны эти моряки. Пожалуйста!
— Коммодор Моррис — пустое место! — раздраженно воскликнул Маркхэм. — Он болтун и ничтожество.
— Маркхэм прав. — Ксавье похлопал отца по плечу. — Коммодору ни за что не справиться с поставленной перед ним задачей. Отец, где твой патриотизм?
— Мой патриотизм погиб в прошлом году, — тяжко вздохнул Уильям.
— К несчастью, — мягко возразил Ксавье, чувствуя, что разбивает старику сердце, — мой еще жив.
27 
