28 
— Но ведь ты единственный оставшийся у меня сын! — Лицо Уильяма скривилось от боли. — Боже мой, Ксавье!
Ксавье увидел, что отец плачет. По худым бледным щекам текли слезы. Он с трудом удержался, чтобы не заплакать самому, и грубо сказал:
— Я должен.
— Знаю, — прошептал Уильям. В его глазах были страх и обреченность.
— Значит, ты согласен! — радостно вскричал Маркхэм, стиснув Ксавье в своих объятиях. — Ты выполнишь это тайное поручение! Ты будешь нашим возмездием этим дикарям!
— Да, — отвечал Ксавье, и в его глазах зажегся мрачный огонь. — Я сделаю это. Я отправляюсь в море. Я сегодня же займусь подготовкой «Жемчужины».
Уильям охнул.
На этот раз Ксавье был не в силах смотреть старику в глаза. Он хотел заверить отца, что все будет в порядке, но внезапно почувствовал, что слова не идут с языка. Ибо внезапно вместе с нетерпением и предвкушением скорого отплытия пришло необъяснимое предчувствие смерти.
Ксавье показалось, что волосы его встали дыбом. Он впервые в жизни испытывал это чувство — сродни некоему пророческому прозрению.
Он понял, что оказался на пороге самого важного события в своей жизни. Прежде он всегда считал море своим верным другом. А теперь Ксавье казалось, что море предаст его.
Ксавье замер перед дверью одной из комнат на втором этаже, глядя на бронзовую ручку и борясь с острым желанием повернуть обратно. Однако деваться было некуда.
Он постучал, подождал немного, вздохнул и открыл дверь. Ксавье замешкался на пороге. Внутри отделанной в белые и розовые цвета спальни царил полумрак, шторы были плотно задвинуты.
В нем вспыхнуло отчаяние. Неужели так будет всегда?! Бесшумно ступая по цветастому абиссинскому ковру, Ксавье подошел к окну и раздвинул шторы. Яркий солнечный свет хлынул в комнату. Он открыл окно. Повеяло теплым весенним ветерком, полным запаха свежескошенной травы и цветов. Звонко разливал свои трели зяблик, ему вторила сердитая голубая сойка. Обернувшись, Ксавье посмотрел на маленькую фигурку, съежившуюся на широкой кровати под плотным бархатным одеялом. Вот поднялась бледная рука, прикрыла, глаза:
— Беттина?..
— Нет, — мрачно и — что гораздо хуже — раздраженно ответил капитан, — это я.
Она села. Изможденный ангел с платиновыми локонами и огромными синими глазами. От внимания Ксавье не укрылось, что на ней все еще надеты ночная сорочка и халат. Она заморгала, привыкая к свету. Чудесное личико в форме сердечка своей красотой способно было лишить разума любого мужчину — включая и его самого, хотя он знал ее с самого рождения.
— Ты больна? — спросил он.
— Моя мигрень… — простонала она — и оба знали, что это неправда.
Он чувствовал себя так, словно вот-вот заплачет. Однако глаза оставались сухими. Все слезы он успел выплакать год назад, на похоронах.
— Сара, почему бы тебе не встать, не одеться и не спуститься вниз хотя бы к чаю? Повар приготовил твой любимый лимонный торт. И сегодня у нас дядя Маркхэм. Он будет рад увидеться с тобой.
Огромные глаза остановились на его лице. В который раз его поразили сквозившие в них пустота и безразличие.
— Я так устала, — прошептала она.
Ксавье заставил себя подойти и сесть на край кровати. При этом он старательно избегал прикасаться к ней.
— Но тебе необходимо встать. Я знаю, что ты уже вставала с постели, раз успела надеть халат, и это хорошо. Посмотри, какой чудесный день. — Он натянуто улыбнулся.
— Мне все равно.
— Я бы повел тебя погулять. Мы бы отправились к заливу. — Он предлагал это искренне, хотя оставалась еще масса дел — надо было готовить «Жемчужину» к отплытию. Впрочем, это повторялось не раз. Бесплодные попытки выманить ее из постели и заняться чем-нибудь еще.
— Мне сейчас не хочется гулять. Спасибо, ты очень добрый. — Она быстро взглянула на него.
Ксавье сдался. Возможно, слишком быстро. Однако он тоже устал от этого, и к тому же у него важное поручение. Поручение государственной важности, вопрос жизни и смерти.
— Нам надо поговорить, Сара.
— Да к тому же мне совсем не нравится дядя Маркхэм, — продолжала она так, словно и не слышала его слов. — Я его боюсь.
— Глупости, — чересчур резко возразил он. — Он наш родственник, и нечего его бояться.
— Он не любит меня. И по-моему, тебя тоже.
— Ты вечно воображаешь невесть что. — С деланной небрежностью он похлопал по колену, укрытому толстым одеялом. — Нам надо поговорить.
— Что-то случилось? — обратила она на капитана равнодушный взгляд.
28 
