31 
Однако она ни на минуту не позволяла себе забыть о том, что Блэкуэлла казнят через год после появления в Триполи. Если только до той поры они не найдут способа сбежать отсюда.
С невероятным трудом Алекс заставила себя вернуться к делам насущным. Где, скажите на милость, застрял Мурад?!
Она нетерпеливо ходила взад-вперед вдоль стены. С той минуты, как в городе заметили три американских корабля, она не находила себе места. Что-то вот-вот произойдет. Она совершенно уверена. Что-то чрезвычайно важное. А вдруг один из этих трех кораблей — «Жемчужина»?!
Ведь то, что ее захватили в плен, вовсе не означает, что она не появлялась у триполитанских берегов раньше.
Услышав торопливые шаги на лестнице, Алекс быстро повернулась. За этот год она немного свыклась с необходимостью таскать все эти многослойные одеяния и не чувствовала себя так неловко, как раньше. Однако сейчас она нетерпеливо рванула подол цветастого платья, особенно ощутив тяжесть всех этих сорочек, жилеток и накидок, украшенных к тому же драгоценными камнями и вышивкой. При каждом движении на запястьях звякало с полдюжины браслетов. Огромные золотые серьги с бирюзой тоже ужасно мешали. Да еще этот тяжеленный плащ из золотой парчи. Осталось еще камень на шею — и в море. Все-таки в двадцатом веке одежда была (то есть будет) намного удобнее.
Лицо Алекс оставалось открытым. Ибо из всех этих гадких одеяний она больше всего ненавидела паранджу. А без нее нельзя было выходить за стены гарема.
Она прижалась к стене. Джебаль разъярится не на шутку, если узнает, что она шлялась по дворцу, выставив лицо на обозрение всему свету. Ну и наплевать. Всякому терпению есть конец. И к тому же Мурад знал этот дворец как свои пять пальцев. Здесь было полно тайных коридоров. Никто не видел, как она проскользнула во внешний двор. И Джебаль никогда не узнает, что Алекс появлялась вне гарема без паранджи.
— Алекс, они курсируют вдоль побережья с самого рассвета, — сообщил запыхавшийся Мурад. — Паша в ярости. И твой муж тоже.
Она отвернулась от амбразуры, из которой все еще были видны все три корабля. Судя по всему, самый ближний — это фрегат с тридцатипушечным вооружением. Ах, если бы она поподробнее ознакомилась с ходом военных действий до назначения на пост коммодора Пребла — а ведь это должно случиться лишь на будущий год!
— Что они собираются делать, Мурад?
— Что ты собираешься делать, Алекс?
Она облизала пересохшие губы. Мурад давно стал для нее не просто рабом. За этот год он стал ее другом, доверенным и верным союзником. Она прошептала:
— Если они собираются что-то предпринять, мы должны поспешить к Нильсену и постараться дать весточку американцам.
— Но ведь это измена, Алекс! — ужаснулся Мурад.
— Для меня — нет, — промолвила она.
— Но я не знаю, что они решили. Паша до сих пор совещается с Джебалем, Фаруком и раисом Джоваром.
Значит, он собрал военный совет. А как же иначе? Фарук был визирем, первым министром паши, а Джовар — адмиралом флота. И хотя Алекс не была лично знакома ни с тем, ни с другим, она частенько шпионила за мужчинами, скрываясь в специально приспособленных для подобного рода занятий каморках. Что лишний раз напоминало о том, каким адом является жизнь для женщины-мусульманки. Ей позволялось лишь наблюдать, но ни в коем случае не участвовать практически во всех земных делах.
— Пошли, — бросила Алекс и рванула вниз по лестнице.
— Ну что еще ты задумала? — взмолился Мурад.
— Мы идем проследить за пашой, Джебалем, Фаруком и этим мерзким Джоваром.
— Алекс, ты рехнулась! — Глаза Мурада испуганно расширились. — Если тебя заметят, то приговорят к бастонадо!
Тем временем оба торопливо спускались с крутой лестницы. Алекс уже отлично знала, что означает это слово. Правда, слава Богу, не из личного опыта. Приговоренного к бастонадо заключали в деревянные ножные колодки и подвешивали вниз головой. А потом безжалостно били по пяткам. Самые крепкие мужчины, как правило, умирали, не пережив сотого удара.
Мурад распахнул дверь в темный узкий коридор. Пока он возился со светильником, Алекс заявила:
— Джебаль не станет меня наказывать. Он меня любит.
— Твоя сказка про ужасную печаль и необходимость оплакать смерть первого мужа оказалась очень искусной уловкой, Алекс, — заговорщически подмигнул Мурад.
— О чем это ты?
— Я знаю. Я знаю всю правду. Ты никогда не была замужем. И не было никакого усопшего мужа. А была лишь ложь, с помощью которой ты не допустила Джебаля к себе в постель.
31 
