56 
Она опустила мою косу. Я посмотрела — коса доставала почти до колен. Откуда у меня такие длинные волосы? Аман, зачем она заплела в нее зеленую нитку?!
— Аман, зачем ты это сделала?! — крикнула я.
— Это твоя нитка, ты сама выбрала ее, — ответила она.
Еще так спокойно говорит, злилась я. Она же знала, что я хочу другую нитку!
— Я не такая! — крикнула я. — Не такая! Не такая!
— Хадижа, что стало, да? — Надира толкала меня в плечо. — Ты что кричишь? Весь дом разбудишь.
— Ничего не стало. — Я вытерла слезы.
— Ты что плачешь?
— Сон плохой приснился, — сказала я.
Мои глаза стали как каменные. Голова снова упала на подушку. Я закрыла глаза и открыла их, только когда в них попал солнечный луч из окна. Я быстро вспомнила, что еду учиться город. Какая я была счастливая. Все село сейчас, думала я, сплетничает о том, как мне повезло. Когда солнце заходит в окно, сразу душа легкая становится. Даже если вечером все было плохо, утром, если солнце, плохого не боишься — хорошего ждешь. Про сон я забыла. Зачем мне было помнить о нем? Учитель в школе один раз сказал, что сон — это шепот души. Пусть душа шепчет по ночам, а утром пусть поет. Шепот я не слышу, громкую песню я люблю.
* * *
Я прошла мимо годекана. Мне было неудобно посмотреть, сидит там дедушка или он у соседа. Когда я была совсем маленькая, я всегда думала, что старики на годекане говорят одни мудрости. Они там сидят и решают, как надо делать, с кем надо делать, зачем надо делать. У них у всех такие серьезные лица, наверное, потому, что они такие старые и мудрые, считала я. Старики на годекане никогда не улыбаются. Они ставят перед собой посохи, кладут на них руки и наклоняют к ним головы в папахах. Так они могут сидеть целый день и молчать. Я считала раньше, что они что-то другое знают, которое нам неизвестно, потому что у них мужской ум, а у женщин — женский. И мудрость приходит, только когда у тебя уже есть посох и папаха. Если большой папахи на голове нет, мудрости в голове тоже откуда взяться? Они когда весь день сидят и молчат, я думала, что они решают такие случаи, которые решить нельзя. Если ты сам свой случай решить не можешь, значит, к тебе мудрость еще не пришла и тебе надо пойти к тем, к кому она уже пришла. Надо рассказать им про свой случай, и они тогда будут сидеть на годекане, молчать и думать. И их мудрости под папахами будут вместе решать твой случай. Кому-нибудь из стариков первому мудрость даст решение, и он тогда скажет — вот так мне только что сказала моя мудрость, значит, альхамдулилля, давайте вместе похабарим и решим — права была моя мудрость или ваша правее. Потом они еще молчат и думают — права была его мудрость или есть другая, которая правее. Кто-нибудь еще говорит — вот мне моя мудрость подсказывает, что твоя мудрость права, и давайте решать этот случай, как твоя мудрость сказала, а моя согласилась. Тогда они снова молчат и думают — права или нет была та мудрость, которая решила, что первая мудрость права. К вечеру кто-то третий говорит, что его мудрость соглашается со второй мудростью, которая согласилась с первой, и они все вместе принимают решение. Так оно бывает, потому что мудрость у старых людей под папахами похожа, и одна мудрость не будет спорить с другой, потому что мудрость же одна, просто она к кому-то раньше приходит, к кому-то позже. Когда солнце идет на закат, старики сообщают тому, кто просил решить их случай, свое мудрое решение. Как они решат, так и будет. А если ты не согласен, зачем тогда пошел к старикам на годекан? Теперь ты, что ли, с ними станешь спорить? Не станешь, потому что это — неуважение. Как можно ослушаться стариков? Стариков ослушаться нельзя. Вот так я всегда думала про стариков, сидящих на годекане. Но один раз я узнала, что старики говорят о таких же вещах, о каких говорят все, — судачат и хабарят, как бабушка с соседками.
— Еще вчера мы на годекане с Исрапилом поспорили, что вон там, за горой у озера, живут шайтаны. Юсуп говорит: живут, Исрапил говорит: Валлахи, не верю, — сказал дедушка бабушке, пока они пили чай. — Юсуп говорит: Исрапил, успокойся, в Коране тоже про шайтанов сказано. Исрапил говорит: пока своими глазами не увижу, Валлахи, не поверю. Спорили-спорили, пошли к мулле. Мулла тоже говорит: Исрапил, успокойся, да. Зачем споришь, Исрапил? Есть мир духов, есть мир людей. Не спорь, Исрапил, не иди против Аллаха, Исрапил. Исрапил тоже иногда упрямый бывает — упрется, как баран в новые ворота. Нет, говорит, вы мне шайтана покажите, я тогда, говорит, тоже поверю, а так, говорит, зачем я буду верить в то, чего не видел.
56 
