Буквы сплавились в ручейки смолы, листы слиплись — я наслюнявил щепоть, но не мог листнуть. Спекалась строка, которую пытался прочесть.
— Не могу. Прочесть.
— Да? Извольте, я вам почитаю. Что тут? Так, так, — промахивались страницы. — О, да тут много, я всего не буду, чтоб не задерживать, и так столько продержал среди ночи. Ага, вот тут, в конце, суть. Ага, ага. Я лучше перескажу человеческим языком, а то наши понапишут. Вы готовили убийство Президента России во время посещения нашего города. — Поднял глаза на календарь. — Завтра. Задержаны с оружием при погрузке в автомобиль. Автомобиль угнанный, из деревни Палатовка. Бывали в деревне? Протокол опознания. Две винтовки, снайперские, что-то марка не написана, патронов две коробки, карта города, бинокль, фонари, ваши отпечатки…
— Деньги.
— Про деньги нет. А были деньги? При задержании сразу надо было заявить. Разберемся, деньги не пропадут. У вас в рубашке схема покушения… М-м, трудно что-то понять, крестики. Винтовки в масле, похищены с гарнизонного склада, вот акт, прапорщик Свиридов похитил. Дальше список задержанных по вашему делу. И все? Нет, еще на вторую страницу список продолжается… Того, что я прочел, достаточно?
— Я не понимаю.
— Неясности тут на листке отмечены. Насколько посвящен в замысел полковник Гонтарь? A-а, теперь и я понял, почему подполковник Клинский вынужден возглавить городскую администрацию, а я очутился здесь. Роль бывшего мэра — умышленно он выбрал вас? Иван Трофимыч, кажется, умер. Если так, скорее всего допросить не удастся в полном объеме. Но суть такая — покушение на убийство.
— Вам самому не смешно? На что вы надеетесь? Отпускайте нас, пока не поздно. — Мне надо наступать! — Вы так далеко зашли, но времена уже не те! Как глупо… Ваш Клинский сядет в тюрьму, но вы хоть о себе подумайте, и вы с ним?
Мужчина потупился и вдруг погладил мое плечо.
— Послушьте, прошу, не подводите меня. Я ведь и не умею записать, как надо, спросить, я, честно признаюсь, по прежней работе не юрист, а тут такие сложности, да в первый день! Секретаря нет, лишних вывезли. Видите мое место работы — листа чистого нет. Уж не срамите, я к вам по-людски, так и вы… Это уже не наше! Мы выявили, задержали, а расследует такой уровень Москва. Вечером передовые прилетают двумя самолетами, триста человек. Отпразднуем, проводим, они вами и займутся, нам не по плечу! Я удивляюсь, как удалось без жертв задержать — повезло! У нас, — он понурился, — и держать-то вас как следует негде: заковывать? стрелять при бегстве? или живыми? Нету навыка, и слава богу. — Осенился крестом. — Ого, так что, выходит, пять часов? — Он сдвинул занавеску и загляделся.
Огонь, зажгли фонари? Но ветер перевалил огонь набок и протянул в сторону. Через улицу, на той стороне. Огонь держал человек, и огонь отразился в ряду окон, нет, не отражение — тоже огни, там играли огни, сходно поднятые над головами, и под нашими окнами также высвечивало, посверкивал снег и перемешивались тени. Огни вокруг домов, пересекаясь нитями тяжко натянутой паутины, небо мигнуло и побледнело — заскользила ракета, искрясь, огни послушно прочертили короткую дугу, и по снегу такие маленькие полились горящие комочки, бусины так больно понятной мне прерывистой линией — я услыхал, хоть невозможно, режущие крики, ржавый скрип вырвавшейся колодезной ручки. Я отвернулся, напугавшись пустить слезу.
— Красиво получилось, — произнес мужчина. — И дешево. Умеем, когда прижмет! Жаль, никто не видит. Немцы сделали б из этого народный обычай. Гости, сосиски, пиво на каждом углу. Прославились бы. Инвестиции. Оркестры, девушки в венках, почетные граждане с факелами. Первого грызуна поджигает бургомистр. Приурочили б к концу жатвы — зрелище! Вон как летают! Вы бывали в Европе? И мне не довелось. Да и зачем, как там — и так ясно.
Он уходил умываться, переоделся в костюм. Из коробки вынул туфли, вдел шнурки, обулся. Походил и снял. Вытащил из стола валик ваты, щипал и подкладывал в туфли, в носки.
Нездоровится, совсем утро. Солдаты, волоком, меня, под порогом — щель. Сегодня? Да, я долго не запоминал, сделали укол, давление, врач смотрел язык. Измерили температуру. Я не спросил, они не сказали, приносили есть, чай пил, так согрелся, что спал. Наш бывший водитель, Константин, вымыл полы. Мое положение отчаянное: идет день, полная крысопроницаемость двери. Народ не обучен.
Пока Константин убирался, я попросил рассказать, что по углам. Со слов я определил три норы, две — близко, по-видимому, разветвление одного хода. Я велел над каждым намалевать крестик мелом. Я не пытался вставать — надо силу сохранить. Радуюсь столу. Стол за меня. Остальное против. Бульвар перед зданием, вход в подвал с улицы, наличие обширного двора. Но стол — какой нужен, квадратный и круглые железные ножки, железо неокрашенное, скользит. Важно, что придумал Старый? Когда начнется, убедить их открыть камеры. Кого их? Все убегут.