150 
– Что вас так заинтересовало в кабинете, Андрей? – спросил я, когда мы выходили.
– Кейт, – поинтересовался он вместо ответа, – почему вы не сказали, что сенатор – член Комитета?
– А кто сейчас не член? – отбрыкнулась американка. – Каждый третий – озабоченный. Аттенборо у них, кажется, штатный координатор.
Я сообразил, что она хотела сказать «в пределах штата».
– А как вы узнали, Андрей? – полюбопытствовал я.
– У него из-за фоток обоев не видно, вы не заметили? – отозвался Заброцкий. – А зрение у меня хорошее. На каждом втором снимке он с товарищами из Комитета. Я это к чему говорю – мне было не разглядеть, а подойти поближе неловко, но в одной грамоте под именем сенатора стояло еще одно. Какой-то Дональд Эберхарт.
Я покачал головой. Имя мне ничего не говорило.
Андрей вытащил свой затертый блокнотик.
– Это имя было на одной из визиток, которые я стащил у детектива Спарроу, – сообщил он. – Ну да вот оно.
В голове у меня со щелчком сомкнулись контакты.
– Знаете что, коллеги, – проговорил я, – пойдемте обедать. А там и поговорим. Кажется, мы нашли недостающее звено.
Вашингтон, округ Колумбия,
28 сентября 1979 года, пятница.
Кейтлин Тернер
Настроение у меня было премерзопакостное. А как еще может себя чувствовать женщина, чья карьера погублена навеки, а доброе имя будет вываляно в грязи надежнее, чем если бы она переспала со всеми постояльцами Алькатраса? Еще попомнит мне сенатор Аттенборо эту беседу. До русских ему не дотянуться, ну так сорвет зло на том, кто поближе. Чтоб неповадно. В том, что дело обстоит именно так, я не сомневалась, и намекни мне кто в тот момент, что я неадекватно оцениваю ситуацию, – обиделась бы страшно. Растерзала бы попросту.
Щербаков решительно отклонил все мои попытки двинуться в отель (там я планировала оставить своих русских на милость портье и отправиться сначала на исповедь, а потом, с чистой совестью, повторять алкогольные подвиги Заброцкого; ну и черт с ней, с печенью!). Мы поехали в тот самый «Мэйфлауэр», где обедали в понедельник. Как объяснил немногословный агент охранки, «там очень тихо».
Тихо – это правда. Просто могильная стояла тишина. Еще бы, середина дня перед уикендом. Правда, на сервисе это, слава богу, не отражалось – сколько в прошлый раз ждали, столько и в этот, не дольше.
– Так и ждешь, что сейчас выйдет из дальней двери толстый негр во фраке, сядет за рояль и изобразит что-нибудь тихое и джазовое, – пробормотал Анджей.
– Лучше, если это будет негр с саксофоном, – горько выдавила я. – Выйдет и сыграет блюз.
– А что такое «блюз»? – тут же поинтересовался Заброцкий.
– Блюз – это когда хорошему человеку плохо, – объяснила я. – Мне сейчас очень плохо.
– Почему? – не понял Анджей.
– Я предвкушаю завершение своей беспорочной службы, – ответила я. Передо мной стоял бокал вина – красного, такого темного, что цвет его просто не воспринимался, с непроизносимым французским названием, которое Щербаков выговорил, не споткнувшись. Но я бы с удовольствием обменяла этот напиток богов на нечто менее культурное, но быстрее вводящее в забытье.
– Почему?
Я объяснила.
– Ой, – суммировал мой рассказ Заброцкий.
– Три раза «ой», – парировала я.
– Выходит, Кейт, мы вас сильно подставили, – проговорил Щербаков раздумчиво. – Прощения просить не стану. Но мы постараемся, чтобы все оказалось не так мрачно.
– И что вы намерены делать? – собрав остатки желчи, процедила я. – Пригрозите сенатору поставить его в угол?
– Кстати, Кейт, я не совсем понял, – Щербаков потер переносицу. – Мистер Аттенборо действительно обладает властью выслать нас из страны? Или это было…
– Сам сенатор, конечно, не обладает, – ответила я, машинально впадая в режим «учительницы». – Он вообще не обладает исполнительной властью. Но он – законодатель от своего штата. От его поддержки может зависеть, пройдет тот или иной федеральный закон. Голосуя, как ему выгодно, он может заручиться поддержкой очень влиятельных лиц, которые обладают реальной властью.
– Иными словами, он покупает власть за совесть? – уточнил Заброцкий.
– Почему? – удивилась я.
– Ну, если я не путаю, парламентариям положено голосовать по своим убеждениям, – неуверенно проговорил Анджей.
– Есть и такие, но их очень мало, – ответила я устало. – Кроме того, страна у нас большая. Всегда можно найти кого-то, кто готов заплатить, чтобы ты голосовал так, как и без него собирался.
150 
